— Значит, так, — протянул Гай и сжал кулаки, — значит, так. Пока бездари вроде Фабия и Баррона губили нас, как скот, пока мы шли врукопашную против боевых слонов и гибли, растоптанные чудищами, пока мы голодали, обманутые спекулянтами-поставщиками, ты, жалкий трус, смотрел на все это из-за моря, попивая вино и прохлаждаясь в бане. И вот теперь ты судишь меня, — Гай перевел дух, злость мешала ему говорить. — Ты веришь не мне, — продолжал он с яростью, — а сборищу полоумных стариков, объявивших себя цветом римского народа. Я хотел уйти из игры, но нет, хватит. Я буду мстить, буду драться, пока Ганнибал не очистит Рим от таких подлецов, как ты!
Гай плюнул, повернулся и зашагал к калитке.
Марк не остановил его, мутными глазами посмотрел вслед, потом, не обращая внимания на потрясенного Гераклида, бросился в дом.
ЗОИПП
В один из таких вечеров после ужина Зоипп привел Архимеда и Гераклида в библиотеку, чтобы показать ценную рукопись, написанную рукой Феокрита. Весело болтая, он достал из ларца свиток, развернул его на столике под светильником, потом пригласил гостей сесть и отослал слуг.
Едва они остались втроем, Зоиппа словно подменили. На месте веселого румяного остряка появился печальный и до смерти усталый человек.
— Года жизни мне стоит каждая встреча с Гиеронимом и Андронадором, — сказал он тихо. — Они ведут город к гибели, а я бессилен что-либо изменить.
Гераклид почувствовал, как тяжесть, которая давно навещала его, а после встречи с Гаем уже не покидала, сдавила его грудь, мешая дышать. Неужели Зоипп хочет втянуть учителя в какую-нибудь дворцовую интригу?
— Андронадор самонадеян и слеп, — продолжал Зоипп, — а с Гиеронима что взять?
— Ты считаешь гибельной подготовку к войне? — спросил Архимед. — Я думаю, что тут прав он, а не ты. Другого выхода у нас нет.
— Дело даже не в этом, — покачал головой Зоипп. — Гиерон умел поддерживать внутренний мир. Он обуздывал аппетиты знати и сдерживал непокорность низов своим авторитетом. Он возродил многие старые законы, установил много новых, добивался, чтобы граждане уважали их, и никогда не нарушал их сам. Он умел быть твердым или снисходительным и щедрым, смотря по обстановке, и при нем люди ставили свои обиды ниже законов. А этот… — Зоипп кивнул в сторону покоев Андронадора. — Что в нем есть, кроме самомнения и готовности лить чужую кровь? Он развернулся после покушения на Гиеронима. Не удивлюсь, если окажется, что сам он его и подстроил. Трасона и Теодота казнили по одному лишь доносу Колона, без суда, фактически без улик, не дав им сказать ни слова в свою защиту. Все было сделано тайно и быстро. Я пытался возражать, но оказалось, что Андронадор расправился с ними раньше, чем я узнал об их аресте. Р-раз — и из совета исчезли главные противники Андронадора! Оставшиеся дрожат перед ним, а напуганный покушением Гиероним доверяет только ему. Так он начал! Какой пример для подражания: доноси, режь, твори тайный суд — все дозволено! Но что дозволено одному, дозволено и другим! Законы разрушены. Теперь только страх удерживает недовольных. А раздражены все: богачи — разрывом с Римом, беднота — новыми налогами. Дело может кончиться только резней, страшной резней, в которой не будут разбирать виноватых и правых! И тогда римляне возьмут город голыми руками. Тем более что в Сицилию со свежими войсками прибыл консул Марк Марцелл. Этот не чета Аппию, он решителен, беспощаден и как консул облечен неограниченной властью. Я уверен, что он ухватится за любой повод, чтобы разграбить Сиракузы, а повод такой при теперешних наших делах найти нетрудно.
Архимед коснулся руки Зоиппа:
— Ты знаешь, что после смерти Гиерона наиболее достойным власти я считаю тебя, — сказал он тихо, — и если ты затеял заговор…
— Нет, — перебил его Зоипп и накрыл руку Архимеда своей ладонью, — на это я не способен. Может быть, я и гожусь для того, чтобы править, но только не для захвата власти. А заговор, я думаю, давно уже составлен, подозреваю, что во главе его стоит Аполлонид, любитель старины и римских обычаев, хотя, возможно, все это выдумки. Но пусть они грызутся, сколько влезет. Я задумал другое — бегство. Еду послом в Александрию, — пояснил он.