Учеръьёсы Сугона

Иван уселся поудобнее, кивнул, дверь открылась, и перед ним, в кабинете, вся осиянная, предстала Она. Потом дверь закрылась, и в кабинете воцарилась привычная полутьма, в которой фигура женщины словно чернела на фоне серой двери (Иван открыл, что без освещения любое золото превращалось в серый никчемный камень). Воцарилось неловкое молчание.

− Ну, здравствуй, Алевтина, - сказал Иван Иванович.

Фигура отошла от двери и уселась. Загорелся огонек у лица и пока Алевтина прикуривала, Иван Иванович увидел, что глаза её — сумасшедшие, русские, безумные, ледяные и прекрасные, - блестели все так же. Иван нажал на подлокотник, в кабинете чуть посветлело, и Его Величество увидели, что Алевтина сидит в кресле в коробкою юбве, закинув ногу на ногу. После чего, выдохнув дым, гостья поменяла ноги местами — Иван пропал на пару мгновений - вновь затянулась, и сказала:

− Ну, здравствуй, Учерьъёсы.

… помолчав, словно отдав память двум малышам, стоящим где-то в Карелии у КПП Соотечественник — по приказу Ивана из КПП сделали Музей Русского Холокоста — Иван начал расспрашивать Алевтину об этапах её жизненного пути. Они оказались такими же, как и у всякого русского человека эпохи перемен — этапами боли, унижений, разочарований и судорожных попыток взбить масло из молока, подобных тем, что предприняла лягушка из басни. Беда только в том, знал Иван Иванович по собственному опыту, что тонул русский человек не в молоке, которого в эпоху перемен в России отродясь не было — коровы шли под нож очередной группы заезжих комиссаров — а в совсем другой субстанции, которая при взбивании давала только пену и много вони. Что лишь усугубляло мучения русского человека в последние минуты его жизни. Если же речь шла о её жизни — то есть, о русской женщине — то мучения её усугублялись тем, что свою говенную пену она должна была взбивать широко раскинутыми ногами. Примерно так все, с грустью убедился Иван Иванович, и проходило последние десять лет жизни Алевтинушки. Жизнь этой несчастной, но весьма сексуально привлекательной женщины, пробегала по фону жизни страны стремительно и не очень заметно, как таракан по стене общежития, подумал Иван Иванович, начавший практиковать стилевые упражнения благодаря чтению дневника Лорченкаева.

… в дни разгрома татарове при Молодецком, той самой первой и почти случайной победы, ставшей краеугольным камнем Русского Мифа и Русской Реконкисты, сотрудница Администрации Президента Путина-20295985-м Алевтинян Макунтянян (такую фамилию она взяла себе по третьему мужу), поняла, что в стране что-то происходит и начала выносить домой важные документы...

… на пятом году сражения за Москву, ведомого ополчением, которое вел из Кишинева двоюродный брат Лорченкаева, герой Реконкисты Крушеван-Лорченкеску, и возглавил Иван Иванович, Алевтина вынула из глаз черные линзы...

… во время боев в предместьях, когда бонзы режима Путина-а848е8=-ы-56 начали отправлять коллекции картин, любовниц, жен и детей на дачи в Белоруское Независимое Графство, Алевтина перестала красить волосы и выправила себе документ-аусвайс неполноценной руssкой...

… когда Москва пала, Алевтина сняла с носа горбиночку и покинула столицу с рюкзаком, полным золота и драгоценных камней, на автомобиле, который одолжила из гаража Владислава Дудаевича Суркова-Мамонова, чье месторасположение выдала бойцам русского Сопротивления, входившим в город...

… в ходе войны за освобождение Белорусского Графства и Малороссийских Штатов Алевтина, открывшая в Харькиве кафешантан и бордель, открыла два валютных счета в Лейпциге и уже купила билеты на поезд Львив-Париж, куда должны была попасть к лету того же года, не приключись с ней некоего инцидента...

В кабинете вновь повисло тяжелое молчание.

− Тебя изнасиловали... - нарушил тишину Иван Иванович.

Алевтина, глядя в пол, кивнула... Продолжила говорить. После того, как банда наемников откуда-то из Латвии расстреляла всех, кого могла, в окрестностях Харькива, латыши зашли в бордель и насильничали там с неделю. Алевтина еле вырвалась, без документов, окровавленная, избитая и, потеряв сознание, пролежала сутки у железнодорожного полотна в то время, как уходил из Харькива последний поезд в Европу, полный барбершоперов, барист, хипстеров и прочих философов, которым нечего было делать в России, активно наступавшей... Придя в себя, она поняла, что находится в госпитале Русского Красного Креста, откуда и была выписана спустя пару месяцев...

- Дальше ты знаешь, - пожала плечами Алевтина.

К тому времени, когда Российская Империя воссоединилась с Пруссией, Словенией, Словакией, и русские взяли Вену, Алевтина уже спокойно трудилась в детском саду под Мурманском. А потом...

− Я словно почувствовала твой голос, звавший меня - сказала она.

− Словно ты просил меня прийти, - сказала она.

− А потом пришли люди от тебя, - сказала она.

Иван, пораженный, молчал.

− Так зачем ты звал меня, Иван, - сказала Алевтина.

ХХХ