Начало же этой книге было положено едва ли не в тот осенний день 1923 года, когда Оттлик одиннадцатилетним подростком переступил порог начального военного училища в небольшом, расположенном близ границы с Австрией венгерском городке Кёсег. Из стен этой школы и было вынесено им то «горькое знание мира», которое воплотилось впоследствии на страницах «Училища на границе». После окончания юнкерского училища Оттлик оставил военное поприще, изучал математику в Будапештском университете, сотрудничал в газете, после войны полностью посвятил себя литературному труду, писал и переводил. Но пережитое в училище не ушло из его жизни, как не уходят из памяти человека события, решающим образом повлиявшие на него в пору становления личности. «Жили мы, ни в чем не нуждаясь, — пишет Оттлик, вспоминая об училище, — имели свою библиотеку и душевые — как заключенные в тюрьме цивилизованного государства. И все же мне было тоскливо все эти долгие годы… В одиннадцать лет мы уже утратили способность плакать… Там научился я бунтовать, ненавидеть деспотизм, познал, сколь отвратительна и вместе удивительна жизнь… Подавление рождало в нас протест, приказ побуждал к самостоятельному мышлению… И однажды мы обнаружили, — говорит он о себе и своих ближайших друзьях, — что воображение наше свободно, мысли и чувства независимы; так вызревала в нас личность, последнее наше пристанище» («Карандашные наброски», 1945).
Роман Гезы Оттлика, таким образом, основан на конкретном жизненном материале и может быть назван автобиографическим, правда лишь в том относительном смысле, в каком реальные факты и лица, судьбы и биографии сопоставимы с художественным их воплощением на основе целостных представлений писателя о жизни и своей эпохе. А потому запечатленная в романе Оттлика картина училища с его бесчеловечной, отравляющей души подростков атмосферой — картина детальная, почти осязаемая, беспощадно правдивая, — конечно же, не летопись сурового детства писателя и не иллюстрации к системе военного обучения в Венгрии 20-х годов.
Картина, созданная Оттликом в «Училище на границе», глубже и значительней. Впрочем, вряд ли она претендует на такого рода обобщение, какое усматривает в ней, например, доброжелательно настроенный рецензент цюрихской газеты «Тат» (воплощение «жуткого опыта нашего столетия», «модель любого деспотизма, лишающего человека человечности»). «Модель» Оттлика имеет конкретную историческую прописку. Сила и значимость романа, мастерство писателя заключаются как раз в том, что автор, почти не выходя за пределы очерченного им замкнутого мира училища, не прибегая к прямой социально-политической характеристике венгерской действительности тех лет, зримо и убедительно отобразил в «кривом зеркале» военной школы черты мрачного деспотизма, который господствовал в Венгрии с 1919 года до конца второй мировой войны.
Суровая политическая реальность режима, связанного с именем «сухопутного адмирала» Хорти, как бы незримо присутствует на страницах романа. Укрепившись в Венгрии в результате жестокого подавления революционного пожара, вспыхнувшего в 1919 году на развалинах Австро-Венгерской монархии, этот режим не только унаследовал от империи Габсбургов ее реакционную сущность, но и привнес нечто свое — черты военной диктатуры. Безжалостно расправляясь с передовыми силами общества, распространяя в стране угар шовинистической пропаганды, хортизм в определенные периоды своего существования, как, например, в те годы, к которым относится основное действие «Училища на границе», умел и прятать истинное свое лицо под маской пристойной консервативности и буржуазного либерализма. Но скрытая подчас внутренняя его суть, выражавшаяся в тенденции к усилению фашизации, так или иначе обнаруживалась; с особенной же отчетливостью она проявлялась в военных школах наподобие той, что изображена в романе Оттлика.
Надежной опорой антинародного хортистского режима являлась армия, кадровое офицерство, воспитанное в духе кастового превосходства, привычное к насилию и бездумному, беспрекословному подчинению. Для выработки подобных качеств необходимо было уже в начальном военном училище прежде всего подавить в человеке личность, лишить его воли, пригнать, подобно детали, к единому военному механизму. Необходимо было наглухо изолировать подростков от внешнего мира, перевернуть их сознание так, чтобы нормальное, естественное и разумное представлялось им противоестественным, глупым и нелепым.