Училка и Чемпион (СИ)

— Кошка, что случилось? — его голос взволнован, в глазах тревога. — Токсикоз?

Я шмыгаю носом и качаю отрицательно головой.

Не токсикоз. Но жуткий токсик.

Я не могу ответить, только опускаю голову. Слезы текут по щекам, и он осторожно поднимает моё лицо, заглядывая в глаза.

— Ты видела эту чушь, да? — спрашивает он тихо, догадавшись. Я киваю, не в состоянии говорить.

— Люба, послушай, — он обнимает меня с такой нежностью, что мне становится чуть легче. — Это полная ерунда. Алёна — идиотка. Она сделала это, чтобы привлечь к себе внимание. Эй плевать на нас. А мне… Мне никто не нужен, кроме тебя, Кошка. Ты понимаешь это?

Его слова звучат уверенно, голос такой теплый, что боль постепенно стихает. Эмоции становятся менее острыми, пульс начинает выравниваться. Я утыкаюсь в его грудь лицом, слышу его ровное дыхание, и понимаю, что он говорит искренне.

— Плевать я хотел на то, что думают другие, Люб. Тем более это просто откровенный хейт. Ничего более. Никак не относится к реальности, — он гладит меня по плечам. — К сожалению, это часть моей работы, да, и моей жизни. Я поначалу тоже вскипал, как спичка вспыхивал. Но потом понял — туфта это всё. А если реально достает, то можно и в суд подать.

— Не надо никакого суда, — выдыхаю судорожно. — Это же как в школе — таким пакостным чем больше внимания, тем больше их это радует. Только в школе дети, их души ещё способны стать светлее, а тут….

Я улыбаюсь сквозь слезы. Его крепкие руки надежно держат меня, и мир снова обретает краски. Мирон — мой мир, и я знаю, что с ним я справлюсь с любой ерундой.

— Именно, Кошка. Так что давай завязывай, ну?

— Спасибо, — шепчу я, осторожно вытирая слезы и надеясь, что мой макияж еще можно спасти.

Он наклоняется и целует меня сначала в лоб, а потом в губы.

— Всё, поехали. Нам ещё пожениться нужно, — говорит он с улыбкой. — А то нас там в загсе потеряют.

— Поехали, — смеюсь, ощущая, как меня отпускает, и становится внутри снова легко и тепло.

49

Мы подъезжаем к загсу, и сердце у меня так стучит, будто я только что пробежала марафон. Мирон держит меня за руку, его пальцы крепко сжимаются вокруг моих. Я чувствую себя невероятно счастливой и немного растерянной. Моя жизнь вот-вот изменится, и осознание этого кружит голову.

На ступеньках загса толпятся журналисты. Камеры щелкают, кто-то выкрикивает наши имена с Мироном, а я хоть и стараюсь не напрягаться, всё же ся сжимаюсь внутри. Пытаюсь держать спину ровно, но приходится крепче сжать руку Мирона, потому что ноги кажутся слабыми.

— Мирон, как ощущения? — кричит один из репортёров. — Готовы проститься с холостяцкой жизнью? Скучать не будете?

— Отличные! Скучать точно не получится! — отвечает он, а потом оборачивается ко мне и добавляет чуть тише: — Спокойно, Кошка. Всё хорошо.

— Знаешь, а я спокойна, — я краснею, но улыбаюсь, пытаясь прикрыть своё смущение. — Сама в шоке.

И тут кто-то из журналистов выкрикивает:

— Невеста просто невероятно красивая! Любовь, посмотрите в камеру!

Мирон подмигивает мне и шепчет:

— А я что говорил? Красавица же.

Щеки начинают гореть сильнее, но я смеюсь. Его уверенность действует на меня успокаивающе.

Ну что сказать, как бы я не пыталась себя успокоить, но тот пост ударил по нервам. А сейчас этот выкрик журналиста — плюс сто к моей уверенности.

Я расправляю плечи и, улыбаясь, поворачиваюсь к журналистам. Пусть не думают, что если я не представительница бомонда, то буду вести себя как забитая селянка.

Фигушки всем этим Алёнам и им подобным.

Входим внутрь. Обстановка торжественная, но уютная. В зале мягкий свет, тихо играет музыка. Мои пальцы дрожат, когда мы идем к столу для регистрации. Мирон сжимает мою руку чуть сильнее, как будто напоминая, что он рядом и что мне не стоит волноваться.

Хотя сам он волнуется — по глазам вижу.

— Вы готовы? — спрашивает регистратор с доброжелательной улыбкой, когда мы останавливаемся у ее стола, а гости сзади замирают в тишине.

— Да, — отвечаем мы одновременно, и это вызывает общий смешок.

А дальше всё так волшебно… Его взгляд, мягкая улыбка, моё “да” с придыханием и замиранием в животе. Странное, наверное, ну я как-будто нутром чувствую, как там, внутри меня, наш ещё совсем крошечный малыш, одобряет всё, что сейчас происходит, и искренне радуется этому.

Когда наступает момент обмена кольцами, я почти теряю дар речи. Глаза Мирона смотрят на меня так тепло, что я едва сдерживаю слезы.

Мирон осторожно надевает кольцо на мой безымянный палец, а я делаю для него то же самое, чувствуя, как дрожат мои пальцы. Даже волнуюсь, что упущу кольцо, но справляюсь.

Это наш момент. Наше "да". Наш скромный поцелуй, который длится чуть дольше, чем предполагает этикет.

Гром аплодисментов, поздравлений, и я почти не слышу слов, только немного возмущаюсь, когда Мирон, наплевав на правила и этикет, притягивает меня к себе, обнимает и шепчет:

— Теперь ты официально моя, Кошка.

В его голосе вибрирует обещание, и я улыбаюсь, а внутри всё заполняет такой лёгкостью, что кажется ещё немного — и я воспарю.