Он так сказал, потому что Гачева долго-долго не издавали. Ученые говорили, что он поэт, а литераторы – что ученый. Никто с легким сердцем не принимал его в свой стан. У советских издателей, наверное, крыша ехала, если им случайно попадала рукопись Гачева. Редкий человек может взять и проглотить за один присест плод его раздумий. Во-первых, это фолианты по тысяче страниц, во-вторых, слишком сложные темы – по всем без исключения космогоническим вопросам. А в-третьих, смущал изобретенный им жанр
Когда-то он отдельно писал научный труд, а отдельно – дневник своей жизни. Потом они начали потихоньку перепутываться. Тогда Георгий Дмитриевич принялся различать их по цвету: научные мысли писал черной ручкой, а личные – синей. Синий он считал цветом души.
Однажды ему с ходу не удалось классифицировать свою мысль.
– Вроде затевается из личной ситуации, к примеру, скандал с женой. Но я уже вижу, как это воспарит к самым разотвлеченным проблемам духа и отзовется в беседе с Кантом, Декартом, Монтенем. Ведь все едино, и ценишь каждое мгновение бытия, – делился со мной Георгий Дмитриевич, видимо, почуяв, что я его страстный единомышленник. – Я 1929 года рождения. На мое поколение, – говорил он, – выпало много очарований и разочарований: легенды революции и Гражданской войны, иллюзии тридцатых годов, сталинские соколы и сталинские репрессии, и я – сын «врага народа» (мой отец – политэмигрант из Болгарии, соратник Георгия Димитрова, музыкант и философ), потом война, учеба, работа в колхозе, университет и комсомольская неоромантика, траур по Сталину и разоблачение «культа личности», «оттепель», «застой», «перестройка»… – какой массаж Духу и потреба в труде Ума, – качал он головой. – Надо ж во всем разобраться – в путях истории и смысле жизни, и зачем я, и что делать?
В тридцать три года Гачев, кандидат наук, с готовой докторской диссертацией, испытав, как он говорил, все хорошее и сладкое в жизни – и любовь, и культуру, и природу, и свободу творчества, только вот мира не повидал! – оставил Институт мировой литературы и ушел на флот.
В Одессе, матросом, в пароходстве, сначала дневальным, потом рулевым. Все надеялся: мать честная, вот шанс мир повидать. Ну, все, все кругом ходят в загранплавание!
– …И мне открыли короткую визу до Босфора, то есть в пределах Болгарии, куда я и так ездил, там у меня родные, и в Румынию. Боцман мне говорит: «Слушай, Жора, бросай это дело, какой тебе сармак – сунут тебя на утреш (маленький танкер), будешь рейсы делать Одесса – Констанца, четыре часа – непрерывные авралы и швартовы. В один рейс – один носок купишь, в другой рейс – другой носок».
Жора ходил на сухогрузе «Тула», возил помидоры с картошкой из Болгарии. На «Туле» был трюмным, отвечал за состояние трюмов. Тут он опять ощутил интеллектуальный голод.
Тогда матрос первого класса Гачев (так и вижу эту картину) вразвалочку сошел на берег, как будто ждут его пятьсот Америк… Вернулся в ИМЛИ. И поскольку ему так и не удалось пуститься путешествовать за границу
– Выходит и дешево, и сердито, – радовался Георгий Дмитриевич. – Сижу себе в деревеньке своей Новоселки, обложусь книгами об Америке и на несколько лет улетаю промышлять Новый Свет: его природу, историю, поэзию и технику – рисую свой «Американский образ мира, или Америка глазами человека, который ее НЕ видел. Старосветские гадания о Новом Свете». Говорят: «Правдоподобно угадал!» Всего получилось шестнадцать томов – большая фреска: Английский образ мира, Итальянский, Эллинский, Индийский, Французский, Германский, Еврейский, Китайский… Космос Ислама, Миросозерцание кочевника, земледельца и горца… Из наших бывших республик я описывал Космо-Психо-Логосы Грузии, Эстонии, Казахстана, Азербайджана… Этим я удовлетворял свою жажду путешествовать. Так участковый инспектор знает все на своем участке, но сцепление событий, целостная картина от него ускользает. Зато опытный сыщик, мысленно облазивший разные ситуации и разные миры, буквально по считанным деталям моделирует комбинацию, из которой выглядывает сущность.
Философ и писатель Георгий Дмитриевич Гачев.