Учись слушать. Серфинг на радиоволне

– Не огорчайся Маринка, тебе ли горевать по таким пустякам? – Она говорила не об эмиграции, об этом и речи не могло быть, так, вообще о разлуке. – Ведь у тебя вселенский взгляд на жизнь. Ты человек, который со дня на день ожидает пришествия инопланетян на Землю. Что Сократ бы по этому поводу сказал? Что Диоген?.. Кстати, ты знаешь, что я потомок великого философа Спинозы? Девичья фамилия моей бабушки Спиноза! Я просто вылитая Спиноза, если мне волосы на щеках отпустить.

– А я, – отвечала я, утирая слезы, – чувствую себя потомком древнегреческого философа Диогена. Если ко мне повнимательней присмотреться и запустить в глиняную бочку, я просто вылитый Диоген.

Так мы беседовали о своих философских генеалогических корнях, о философском отношении к жизни, не имея возможности произнести главное. При всем желании я не могла сказать: «Люди добрые! Дина Рубина уезжает из России. Она уезжает не только от меня, но и от вас. Понимаете вы или нет?» Тогда на редакционном совете Жанне Переляевой и Вите Трухану отрубили бы головы.

Что ж, оставалось сыпать именами прославленных философов, ибо философия – лучшее лекарство от душевных ран.

– Ты знаешь, – я говорила, – Ека Гэнкаку, дзенский учитель периода Тан, последователь шестого патриарха дзен Хуэйнэна, советовал ученикам: «Не будь ни к чему привязан. Даже когда ты придешь туда, где уже никакая привязанность невозможна, будь все-таки непривязан и еще раз непривязан. Будь непривязан. Будь непривязан. Будь совсем непривязан!»

– И что тогда? – спрашивала Динка.

– Сосна зеленая, а снег белый, – отвечала я словами Гэнкаку.

И вступал на саксофоне Бен Уэбстер.

– Подпрыгивай и лети, – кричала я ей с сумасшедшей улыбкой, – не тормози, взлетай повыше, там отдохнешь, опершись крылом на ветер. Может, к тебе придет переживание чудесного понимания, каковы вещи?

– Да что мы, не понимаем, – отвечала Динка, – что каждый человек – часть одного большого Космического Человека!

– Наша ошибка в том, – я ужасно горячилась, – что мы все думаем про себя, будто мы очень умные. А на самом деле каждый может смело сказать: «Я дурак».

– Да, конечно, Маринка, я давно уже про себя думаю: «Я дурак».

– И я про себя так думаю. Знаешь, был один мудрец, он когда просыпался – дико хохотал. И перед сном хохотал. Ровно два раза в день, регулярно. А когда стал умирать, его спросили – почему ты смеялся утром и вечером, всю свою жизнь? Он ответил: «Утром я смеялся из-за глупости мира. Я опять вступал в мир, а кругом одни дураки. А вечером я смеялся от радости – потому что день прошел так хорошо…»

Тут мы как раз набрели на иносказательный эзопов путь, мол, жизнь – это Дорога.

– И что ты взяла бы с собой в Дорогу? – спросила я Динку. Уж я-то знала: она возьмет с собой мою портативную немецкую машинку. Поскольку раритетный старинный пишущий агрегат, переданный Дине Рубиной вдовой писателя Григория Медынского, автора нашумевшего романа «Честь», не выпускали из Союза, как музейную реликвию. Мы встретились на станции метро «Тверская», словно два резидента, и таинственно обменялись: я дала ей легкий новенький белый ящичек – «TRAVELLER DE LUXE», плотно защелкнутый на замочки, с прохладной гладкой ручкой, а она мне – увесистый черный, изрядно потертый, матерчатый чемодан неправильной формы с вычурной надписью «DIPLOMAT», перепоясанный для пущей надежности кожаным ремнем с Бориных брюк.

Она ответила:

– Философ Антисфен когда-то произнес прекрасные слова: «В дорогу надо запасаться тем, чего не потеряешь даже при кораблекрушении».

– Прямо как в стихотворении врача и поэта Юры Шеенко, – я обрадовалась. И стала читать с выражением:

Через неделю, честное слово,
Мы уплывем на надежном корвете,
Если, конечно, все будет готово
И если подует попутный ветер.

Честное слово, под парусами

Мы полетим на волнах бирюзовых
На корабле, что придумали сами
И что не удастся придумать снова.

Честное слово, перед отплытьем

Мы вам подарим ненужные вещи:
Старые сказки, цепи событий
И зеркало с тоненькой сетью трещин.

Честное слово, залпом салюта

Мы попрощаемся с берегом нашим,
Черными шапками с бака и юта
Толпе провожающих мы помашем.

Мы не вернемся, честное слово,

Даже не вспомним про гавани эти.
Если, конечно, все будет готово
И если подует попутный ветер.

Окольными путями, с помощью поэзии и философии, мы на ощупь пробирались сквозь туманы намеков и недомолвок, но кто имел уши, тот услышал.

Правда, напоследок я прямо спросила:

– Как ты считаешь, что такое родина для человека?