Учись слушать. Серфинг на радиоволне

Фото из серии художника Максима Ксюты «Небографика».

Бездонное небо перечеркнуто проводами. Неустойчивость равновесия птиц, сидящих на проводах. Одиночество той, что решила покинуть привычный насест. Большую надо иметь отвагу, чтобы так просто прыгнуть в небо и полететь куда-то.

Обычный рабочий момент

– Ох, как Маринка неудачно опустилась с небес на землю, – сочувствовали мне в редакции.

– Не надо ей было соваться в земные дела, – качали головами радийные старейшины. – Шпарила бы себе дальше про инопланетян, к ней уже привыкли, смирились, махнули рукой.

А ведь сами говорили мне:

– Если бы все были такими, как ты, никого на Земле не осталось бы, все находились бы в космосе.

До сих пор даже мои родные и близкие считают, что я интересуюсь исключительно чудесами, далекими планетами, летающими тарелками…

Мол, я устремляю свой взгляд к звездам, сгорая от нетерпения, жду контакта с инопланетным разумом, а сама напоминаю древнегреческого философа Фалеса, который однажды в полночь вышел на улицу понаблюдать звездное небо и свалился в яму. Он стал молить о помощи. Мимо шла старуха. Она посмотрела на него сверху вниз и сказала:

– Эх, Фалес, Фалес! Ты не видишь того, что под ногами, а надеешься познать то, что в небесах.

Да ничего подобного. «О жизни, о жизни, и только о ней!..» – есть такой стих у Юнны Мориц. Я буквально клокотала идеями радиопередач, у меня накопилось столько потрясающих магнитофонных записей! Где бы я ни бродила, куда бы ни заглядывала, я прямо с порога включала диктофон и приближалась к человеку с таким изумлением и восторгом, что он мгновенно открывал мне свою душу.

С юных лет микрофон служил мне проводником для осознания духовной связи с универсумом. Любое случайное событие я воспринимала как проявление Вселенной, способное приподнять завесу над тайной бытия. Каждого человека приветствовала я, словно уже пробудившегося или идущего по этому пути семимильными шагами. И неосознанно исповедовала древний даосский принцип «Ветра и Потока»: куда ветер дунет, туда меня и несет.

Однажды я встретилась на улице с бывшей одноклассницей Валькой Филатовой. В школе обе мечтали стать артистками. Но я поступила на журфак.

– А я играю в театре, – сказала она гордо. – В «Щуке» провалилась. Зато с прослушки меня взяли в музыкальный театр «Скоморох». Там и балет, и пантомима, и драма, короче, театр будущего! Режиссер-экспериментатор Юденич, слышала? Иду к нему на репетицию.

Я только хотела ее проводить, а Филатова: заходи, посидишь, посмотришь.

Она переоделась в треники и футболку, натянула чешки, мы вошли в зал, и Валька, представила меня Геннадию Юденичу:

– Моя подруга, – Валька говорит, – корреспондент Всесоюзного радио, – и добавляет своевольно: – Решила делать о нас передачу.

Это была импровизация, блеф, ей захотелось режиссеру пыль в глаза пустить, но я поддержала ее, тем более на плече у меня висел тяжеленный портативный катушечный магнитофон «Репортер», который мать моя Люся выпросила у своих друзей на радиостанции «Юность».

– Рад, – ответил Юденич, интересный такой мужик в бежевом вельветовом пиджаке, абсолютно лысый. Мы обменялись крепким мужским рукопожатием.

Шла репетиция «Оптимистической трагедии». На сцену высыпала гурьба актеров. Девушки, как я поняла, в том числе и моя Филатова, провожали матросов в плавание. Они привставали на цыпочки, прикладывали к бровям руку козырьком, будто бы загораживаясь от солнца, устремляли взоры вдаль, и в глазах у них плескалось синее-синее море.

– Ты-ы, моряк, красивый сам собою, – запели они звонкими голосами, – тебе-е от роду двадцать лет. Па-алюби меня, моряк, душою! Что ты скажешь мне-е в ответ?

В ответ грянул бравый мужской хор:

По морям!
По волнам!
Нынче здесь!
Завтра там!
Па-а морям!.. Морям! Морям! Морям!
Ны-ынче зде-есь, а з-завтра там!..

– Сто-оп!!! – зарычал из зала Юденич. – Ах, вы, такие-сякие, затянули волынку! Резко обрываем после каждой строки, – и запел: – «Ты-ы, моряк, красивый сам собою!» Оборвали! «Тебе-е от роду двадцать лет!» Обрыв!

– Ты-ы, моряк, красивый сам собою! – заголосили девушки. – Тебе-е от роду двадцать ле-ет…

– Так вас растак! – снова закричал Юденич. – Что?! Со слухом проблемы? Да-а! Таким артисткам самое место в музыкальном театре. «Ты-ы, моряк красивый сам собою!» Молчок!

– Ты-ы, моряк красивый сам собою… – певицы попытались вовремя смолкнуть, но окончательно вышло – кто в лес, кто по дрова.

Юденич метался по залу, бурно жестикулировал, делал страшные глаза. Не режиссер, а огнедышащий Эребус. Мне он страшно понравился.