Учитель

Понять старика бывает трудно, а старика больного особенно. Дорогие мои Надюша и Сашка, я не надеюсь на то, что вы меня поймете, возможно, даже решите, что я сошел с ума, когда узнаете, что я собрался сделать, но, прошу вас, хотя бы попытайтесь меня понять. Болезнь открыла мне глаза на мир, на жизнь, на смерть. Я много думал прежде чем отважился совершить задуманное. Не беспокойтесь, я не собираюсь накладывать на себя руки от безысходности, если вы так подумали. Жизнь — это самое ценное, что есть у меня на сегодняшний день, поэтому не могу позволить себе поддаться панике и унынию, как это случилось, когда я только узнал о болезни. Я хочу жить, но не так как жил раньше. У меня была чудесная жизнь до болезни и все благодаря тебе Надюша и нашим детям, но эта жизнь могла быть еще чудесней, если бы в те далекие годы я посмотрел на жизнь широко раскрытыми, а не прищуренными глазами. Но что горевать, когда прошлое уже не вернешь, надо жить с тем, что имеешь на сегодняшний день. К тому же не могу я тратить время на то, чтобы сожалеть, когда сегодня для меня ценна каждая секунда моей жизни.

Я решил не горевать, а двигаться, пока еще могу это делать. Когда я возвращался от врача, мне открылась истина, которой я хочу поделиться с другими людьми. Наша жизнь может быть лучше, чем есть, но для этого мы должны слушать свое сердце. Мое сердце говорит мне, что мне нужно поделиться истиной с другими, написать книгу и почувствовать удовлетворение от жизни. Какой бы чудесной не была моя жизнь в прошлом, но я всегда чувствовал, что чего-то в ней не хватает, не получал я от нее удовлетворения. У меня чудесная жена, дети и внуки, но понимание этого почему-то не приносит мне удовлетворения. Я хочу все же получить ответ на это мое ПОЧЕМУ, может та истина, которой я хочу поделиться с другими и есть ответ? Пока я этого не знаю, поэтому ухожу из дома, чтобы узнать. Но я вернусь. По крайней мере, я хочу верить в это, в то, что болезнь предоставит мне возможность вернуться домой.

Надеюсь, вы поймете меня и не будете звонить в милицию или лечебницу. И не забывайте кормить Шарика.

Любящий вас муж, отец, дед.

Александр Петрович отложил ручку в сторону и перечитал еще раз написанное.

— Сойдет, — пробормотал он, вставая из-за стола. — Не шедевр, но как умею, так и пишу.

Александр Петрович взял со стола ручку, тетрадь с начатой рукописью, нацепил на руку часы и вышел из комнаты. В прихожей он положил на тумбочку тетрадь и потянулся за шарфом.

— Знаешь, Шарик, — старик повернулся к собаке, тенью следовавшей за ним по квартире. — Я тебе немножко даже завидую. Ты остаешься в тепле, уюте. Тьфу ты, — Александр Петрович скривился, словно съел что-то противное. — Опять двадцать пять. Боишься или сомневаешься, сиди дома, никто тебя никуда не гонит. Но только не ной итак жутко.

Старик замотал на шее шарф, одел пальто и посмотрел в зеркало.