Учитель биологии

– Нет, но могу поспорить, что после допроса ты ничем не будешь отличаться от меня, уж первые три дня точно, – попытался пошутить учитель.

– Слушай, а тебя к нам не нарочно подсадили, чтобы жути нагнать?

– Как знаешь. Мое дело предупредить, хотя я мог бы и промолчать.

Сосед с интересом повернулся в его сторону и спросил:

– А что ты предлагаешь?

– К сожалению, ничего, и расскажешь ты все в ходе допроса или не расскажешь, отсюда нет выхода, приговор тебе уже вынесен, ты мертв, тебя просто нет.

– Конкретно ты меня обнадежил, – задумчиво произнес сосед, – хотя я и чувствовал, что что-то не так с самого начала, меня ведь на носилках несли, а у входа не было таблички с указанием номера изолятора министерства юстиции, вообще ничего не было, кроме двух ментов у входа. И я даже не понял, что это за место.

– А где подстрелили? – спросил учитель, показав на ноги соседа.

– В лесу, в районе Белой речки. Нарвались на засаду спецназа ГРУ, меня ранило в самом начале боя, и я сумел отползти, остальных перебили всех, меня уже потом милиция выловила на заброшенном хуторе, кто-то из местных сдал. А ты за что здесь? Судя по твоему виду, тебе тоже конкретно досталось.

– Ни за что. Просто кому-то не понравился, много болтал, видимо. А так, я простой сельский учитель биологии, жил своей жизнью, как мне казалось, и не имел отношения ни к ваххабитам, ни к другим течениям.

– Не может быть?!

– Может. Я ведь не призрак, сижу перед тобой, рассказываю. Какой резон мне врать? Было бы иначе, я сказал бы, наверное.

– Обидно попасть в этот чужой замес ни за хер собачий?

– Еще бы. Но я уже смирился с судьбой, или мне так кажется из-за безнадежности, не знаю.

– Да, несправедливо. Я вот знаю за что я здесь. И в принципе не рассчитывал, что меня будут лечить, думал, пристрелят и дело с концом. Но ты, если не врешь, ты действительно попал в чужие терки.

– Спасибо за поддержку. Хотел тебя спросить, если ответишь, конечно, а за что вы воюете?

– За что?

– Да, какие у вас цели? Не удивляйся, что спрашиваю, но ты третий человек в этой тюрьме, с которым я говорю на эту тему.

– А что те двое сказали?

– Об этом потом. Ты объясни сначала.

– Ну, мы за шариат, за исламское государство без неверных.

– А почему столько крови? Вы убеждаете людей не ходить на выборы, не платить налоги, не работать в государственных структурах, запрещаете учиться женщинам и вообще кому бы то ни было. Из книг только религиозная литература, утвержденная вами. Не боитесь, что если победите, останетесь без медицины, учителей, инженеров, ученых, в конце концов?

– Нет, не боимся. Человеку достаточно читать священные книги, а все остальное от шайтана.

– Ну хорошо, а как вы будете жить при таком обществе? Вернетесь к натуральному хозяйству?

– Я не думал об этом, и я не знаю, что такое натуральное хозяйство.

– Ну это когда человек живет за счет выращенного на поле или добытого на охоте, меняет затем излишки продукции на что-то другое или продает купцам.

– Понятно, нет, я не за это.

– А за что тогда?

– Послушай, как там тебя зовут?

– Мазгар.

– Послушай, Мазгар, меня много раз пытались сбить с толку и тебе тоже это не удастся. Понял?

– Я понял, но я пытаюсь определить для себя твою мотивацию.

– Я сказал уже тебе, и больше не приставай с расспросами.

– Хорошо. Последний вопрос, и я тебе потом расскажу мнение тех двоих.

– Ладно, если только последний.

– Вот смотри, в селе нашем у меня были соседи. Их мальчик закончил нашу школу и мечтал пойти на службу в милицию. Вроде как начитался детективов, насмотрелся фильмов и почувствовал призвание. Так вот, родители его заплатили взятку сто тысяч рублей в военкомат, чтобы того призвали в армию, ты ведь знаешь, что наших земляков стараются не призывать в российскую армию? Затем, когда тот вернулся после года службы, они влезли в долги и заплатили две тысячи долларов, чтобы их сына взяли в милицию на службу. Добились своего и через три месяца мальчика этого подорвали в патрульной машине. Представляешь состояние родителей? Вот скажи, пожалуйста, насколько это правильно?

– Здесь все неправильно: и то, что дали денег военкому, и то, что заплатили в милицию, и то, что он пошел в такую милицию.

– А то, что его убили?

– Ты меня хочешь запутать, учитель, война идет, все страдают.

– А не думал, что надо прекратить эту войну?

– Думал иногда и понял, что никогда не удастся.

– Почему?

– Слишком много повязано на этой войне и у той, и у другой стороны – убитые родственники, кровная месть, нищета, нет работы и нет свободы. Общего языка нам не найти. Достаточно?

– Думаю, да.

– А те двое тоже самое говорили?

– Нет.

– А где они сейчас?

– Мертвы.

– Выходит, все равно не угодишь?

– Выходит так.

* * *