Учитель биологии

– Я тоже много думал об этом. Но ответа не нашел, я помню, что когда закрылся наш завод, и мы все оказались на улице, как-то прибился к одним ребятам, они занимались тем, что выбивали деньги у кооператоров, ну, у бизнесменов. Помню, как, получив первые большие деньги, я даже не знал на что их потратить. Потом вошел во вкус, и остановила меня только тюрьма. Первый срок я получил за вымогательство, отсидел четыре года, когда вышел, на воле были уже другие настроения, и время изменилось, что ли. Как-то встретился со старыми друзьями, они уже сидели на религиозной волне, говорили о халифате и необходимости возврата к временам чистого ислама. Когда понадобились деньги, я с другими идейными братьями начал требовать их у тех же бизнесменов. Но если тогда, раньше, когда я был просто рэкетиром, была другая история, то тут получалось, что я требую денег как бы за идею и это вдохновляло. Не все хотели платить, я помню, как однажды мы похитили сына одного человека, который отказывался платить, и затем убили его. Я спрашивал старших, почему так? Почему надо было убивать? Почему люди не принимают наших идей и сопротивляются им? И даже если они сопротивляются, то зачем убивать? Они отвечали, что все это от шайтана, и что люди отвратились от Аллаха, и надо вернуть их на истинный путь. Скажу правду, я подозревал, что деньги, которые мы добывали таким путем, шли в чьи-то карманы, ведь по сути это был тот же рэкет, но под другими знаменами, но я поделать ничего не мог. Назад пути не было. Когда началась заваруха в Чечне, я обрадовался, что смогу вырваться из этого круга, и ушел воевать. Когда мы вернулись, у меня снова возникло ощущение, что я опять попал в другую страну. Бизнесмены платили дань уже ментам, и те не хотели себе конкуренции. Однажды меня вызвал командир и сказал, что надо поехать в город и взорвать машину одного человека, но так, чтобы никто не пострадал. Я давно не был среди гражданских, и когда с напарником пришли в город, то пришлось несколько дней потратить на наблюдение и вообще пожить у знакомых. Мы сделали работу, и через день я решил просто пройтись и посмотреть на то место. Возле дома того человека стояли милицейские машины, кучка зевак, и тут вышел хозяин дома с каким-то человеком в штатском, и я услышал обрывок разговора, из которого понял, что этот человек извиняется за то, что не понимал всю важность поддержки милиции. И я почему-то понял, что меня послали именно ради этого. Когда я вернулся, меня похвалили за проделанное и дали денег. Деньги, конечно, я не взял, потому что в лесу их все равно не потратить, да и горько было на душе. Я уже не знал, кому верить в этой жизни и до того дня, пока меня не взяли в плен, жил как во сне. Мне уже за сорок, а жизни так и не почувствовал.

– Да, тяжелая история, – промолвил учитель, – а тебя не мучает совесть за те жизни, которые ты унес? Не думал, что как-то своим умом надо жить?

– Зачем ты так? Я тебе рассказал то, что никогда не поверил бы постороннему человеку. Это мой груз на сердце и мне его нести. Думаешь, я скот какой-нибудь? Я не забыл насчет твоего упрека по поводу сопереживания. Сопереживаю я! Просто иногда трудно себе признаться в этом, как будто слабость проявляешь.

– Прости, если обидел.

– Ладно, считай, простил. Ну и что ты скажешь на все это?

– Что скажу? – ответил учитель. – А скажу я вот что. Я когда-то читал книжку одного чешского писателя. Там про мальчика, который уронил стеклянный шарик, и затем описывается цепь событий, приведшая его на тюремные нары. А суть этого рассказа в том, что когда начинаешь по ниточке распутывать чужую судьбу и раскладывать по полочкам каждое событие, каждый шаг или каждое принятое решение, то находится оправдание всему, и сложно обвинить его в чем-то.

– Выходит судьба такая у меня, ну и у всех?

– Нет, это нельзя назвать судьбой, может тебе и не понравится то, что я скажу, Бог, если он есть, – это самый великий демократ! Он всегда дает право выбора человеку, причём из бесчисленного количества вариантов, и человек, принимая то или иное решение, выбирает себе тот или иной путь, за который потом и расплачивается. Ты же мог, когда твои друзья тебя первый раз взяли с собой вымогать у постороннего человека деньги, взять и отказаться?

– Да мог. Но тогда я об этом не подумал. Хотелось красивой жизни.

– Вот видишь, у тебя был выбор, и ты знал, на что идешь, и что хорошо, и что плохо. Майор, который тебя будет допрашивать – своего рода экзаменатор, правда, не подозревающий об этом. Вспомни навскидку, сколько раз ты мог повернуть на другой путь?

– Разов пять, я думаю.

– Вот считай, у тебя столько же было вариантов развития событий. Но в конце концов ты здесь, и раз уже нам ничего уже не исправить, есть смысл только в достойном уходе, туда, откуда пришли, и где нет имен.

– А как это сделать?

– Надо выпросить инсулин у доктора, я заметил, что его много в его шкафу, может, диабет у него, не знаю. Думаю, он даст нам такую возможность. Я введу тебе смертельную дозу, а ты мне, смерть будет тихой и спокойной, согласен?