Учитель драмы

Восторг от того, что у меня теперь не фальшивые документы, до сих пор не улегся. Меня все еще поражает, что я могу просто пойти в поликлинику, сказать свой Номер Государственного Страхования и получить помощь.

Это основная причина, почему я работаю — чтобы получить медицинскую страховку. Но еще мои конторы выдали мне настоящую визу и помогли не сесть в тюрьму.

А деньги? Мне стыдно признаться, но сейчас я в них вообще не нуждаюсь. Я купила кондоминиум с тремя спальнями в Плаза, когда курс биткоина перевалил за шестьсот долларов. Тридцать тысяч биткоинов, которые оставались у меня на счете еще с 2009 года (а ведь я чуть не забыла об этой мелочи, завалявшейся в моем цифровом кармане), таким образом, стали стоить почти что двадцать миллионов долларов. Также я вложилась в кондо в Майами-Бич, куда я вожу детей на каникулы, чтобы повидаться с Рэнди.

Они пережили много невидимых глазу потерь, и теперь моя главная задача — обеспечить им мир, покой, уверенность и безопасность. Как только мы крепко встанем на ноги, я брошу работу и вернусь в университет. Я поняла, что школа — это и есть мой настоящий дом, которого у меня не было с тех пор, как я покинула Ирландию. И я до боли скучаю по этому дому. Мне нужно жить и работать там, где разум будет держать в узде мои эмоции. Там, где учиться никогда не поздно и где никто не задает бессмысленных вопросов.

Я понимаю, что сейчас ты хочешь защититься от меня. Я лгала тебе. Я лгала, даже когда «случайно столкнулась» с тобой тогда в музее. Я показала тебе фальшивый фасад, притворившись тем, кем не являлась. Я заявила свои права на то, чего не заслужила: на работу и на твое сердце. Как я могла знать, что найду в них столько подлинного?

Ты проявил огромное великодушие, когда написал в предпоследнем прошлогоднем письме, что нельзя «притворяться учителем». Если ты научил кого-то чему-то, ты — учитель, и точка. Может быть, акции «Бульвара» и обвалились самым нещадным образом, но нельзя рассчитать рыночную стоимость твоих уроков человечности.

Но я понимаю и твой скепсис. Я слышу твой голос, когда ты пишешь о бессонных ночах, проведенных в попытках понять, что в наших отношениях было подлинного (если вообще что-то было). Теперь ты сомневаешься, было ли искренним то или иное признание, и ищешь за каждым поцелуем или обещанием тайный мотив. Я осознаю, что больше всего тебя огорчает не столько моя ложь, сколько то, что я сделала лжеца из тебя. Я была просто в шоке оттого, что ты мне рассказал. Я и представить не могла, что ты выдвинул Генри ультиматум, как и то, что вы вдвоем одурачили совет директоров и протолкнули мою кандидатуру, прекрасно осознавая, что моя квалификация очень сомнительна.

Я не знаю, что в твоем письме было самым невыносимым. То, как мягко ты меня отверг, или то, как уверенно ты закрыл за собой дверь.

Я придумала кучу схем, как вернуть тебя обратно. Я следила за тобой в Колледже Далвич в Пекине и даже позволила себе денек-другой пофантазировать о том, как я могла бы устроиться туда на работу, хотя, конечно, ничего в итоге делать не стала. Когда я наконец набралась смелости, чтобы поговорить с тобой — не в качестве «нанимателя», или «родителя», или «коллеги из соседней школы», а в качестве самой себя — в головном офисе мне сообщили, что ты ушел и теперь строишь карьеру, не связанную с образованием.

Я видела ту единственную фотографию без подписи, которую ты недавно выложил: лодка, пришвартованная у берега какой-то реки (хэштег: #япишу). Я решила, что это может быть Лейк Остин или Томагавк Айленд. Мне стыдно признаться, но несколько дней я занималась разработкой плана: Что, если я прикинусь издателем и пришлю тебе договор с шестью нулями? Может, по точке доступа Wi-Fi я смогу отследить твое местоположение и встретиться с тобой лично? Так что, как видишь, я не преображенная женщина. Но я потихоньку начинаю избавляться от старых повадок и учусь управлять теми силами, которые раньше управляли мной.

Дурацкий вопрос: может, ты все еще любишь меня? По этой причине ты стараешься увеличить физическое расстояние между нами? Чтобы лишить себя возможности принять меня назад?

Ты блестящий писатель, Фрэнсис. И если ты напишешь историю любви, то она будет очень простая и приземленная. Никаких бурных расставаний. Никаких убийств. Никакой недосказанности. И никакой тьмы — по крайней мере, такой, которая преследует тебя годами и заслоняет и отвращает от тебя людей, чей внутренний свет может победить ее.