Учитель Дымов

Илья оказался невысоким худым пареньком восточного вида, чем-то похожим на Виктора Цоя и Брюса Ли. Черная кожаная куртка, потертые темно-синие джинсы, большая сумка Adidas через плечо.

– В ванную можно? – спросил он, расшнуровывая тяжелые ботинки.

– Конечно, – ответил Андрей, – я пока чего-нибудь поесть соображу.

– Поесть – это хорошо, – сказал Илья. – Я постараюсь недолго.

«Недолго» превратилось минут в сорок. С тоской поглядев на остывшую глазунью, Андрей стукнул в дверь ванной:

– Ты скоро?

– Не знаю, – ответил Илья. – Да заходи, чего ты херней страдаешь?

Андрей передернул плечами и вошел. В ванной было влажно и туманно, Андрей не сразу уловил какой-то незнакомый резковатый запах.

Илья полулежал в ванне, высунувшись из воды по плечи. В правой руке он держал папиросу, во влажном воздухе дымок не струился, а едва стлался над водой.

– Хочешь? – спросил Илья.

– У меня свои, – ответил Андрей. – И, кстати, Илья, у меня не курят в ванной.

Илья хихикнул и загасил окурок.

– Прости, я не знал. И вообще, – добавил он, – можешь звать меня Ильяс.

– Хорошо, – Андрей пожал плечами.

– По-арабски это значит «любимец Аллаха».

– Ты мусульманин? – поколебавшись, спросил Андрей.

– Нет, ты что? Просто в Казахстане вырос. – Илья засмеялся. – А так я, конечно, и мусульманин, и буддист, и атеист, и даже христианин немножко.

– Понятно, – кивнул Андрей. – Я хотел сказать, что пока ты здесь плаваешь, яичница уже совсем остыла.

– О, тогда надо спешить! – И Илья еще глубже погрузился в ванну, так, что снаружи торчала только черная макушка. Потом резко вынырнул, фыркнул и, расплескивая воду, вылез на коврик.

Андрей мог хорошо его рассмотреть. Илья был худощав и мускулист, на теле, если не считать лобка, ни одного волоса, и двигался он с небрежной точностью – перекинул ногу через бортик, оперся на носок, встряхнулся, затем вылез целиком. Движения его были быстры, и вместе с тем он никуда не спешил. Он постоял перед Андреем, удивленным непринужденностью этой чужой наготы, а потом легким, кошачьим движением потянулся к запотевшему зеркалу и тыльной стороной ладони стер с него матовую вуаль. Лицо, осененное мелкими каплями, на мгновение проступило из глубины амальгамы, но почти сразу же утратило резкость черт – влага снова осаживалась на поверхности, затеняя изображение.

Андрей глядел в зеркало через плечо Ильи, и лицо гостя напоминало старую фреску – смутную, не до конца восстановленную, исчезающую на глазах. Этот тающий недолговечный образ – широкие скулы, прямые мокрые волосы, хищные ноздри, узкие глаза – был исполнен печальной красоты.

– Полотенца не найдется? – спросил Илья, обернувшись.

Андрей кинул свое – другого все равно не было. Илья сначала вытер голову и только потом, обмотав полотенце вокруг бедер, прошлепал, оставляя лужицы воды, на кухню.

– Завтрак придется повторить, – сказал он. – Я зверски голоден, а твою яичницу я проплавал.

И он улыбнулся – эта же улыбка много лет назад заворожила Женю. Андрей улыбнулся в ответ и полез в холодильник за яйцами.

После завтрака выяснилось, что показывать Москву Илье не нужно.

– Слушай, – сказал он, наливая себе вторую чашку зеленого чая, – мне тут надо с несколькими людьми встретиться… можно они сюда приедут?