Читаем Учитель Дымов полностью

На самом деле ни Андрей, ни сам Ильяс не знали сколько. Весов не было, отмеряли стаканами или спичечными коробками. Проданную траву Ильяс ловко заворачивал в фольгу и вручал покупателю. Покупатели, правда, не спешили уйти: попросив беломорину, они ложились тут же на ковер и проверяли качество товара.

До этого Андрей курил траву только однажды – в перерыве между двумя фильмами Гринуэя в кинотеатре «Мир» какой-то шапочный знакомый дал затянуться пару раз. В результате второй фильм казался заметно лучше первого, но Андрей посчитал это его, фильма, внутренним свойством и, когда речь заходила о наркотиках, гордо говорил, что один раз пробовал и его не вставило. Поэтому и сейчас он раз за разом отклоняет предложенный косяк, но на пятый день, когда рыжий длинноволосый хиппи в очках под Джона Леннона протягивает ему беломорину, Андрей все-таки решает, что проще из вежливости затянуться хотя бы разок, тем более что и трава его не берет… ну а где один разок, там и второй, и через полчаса Андрей уже сидит, сосредоточенно рассматривая узор ковра, и мысли переплетаются в голове, как нити, из которых этот ковер соткан.

Андрей думает, что ковер живой, линии узора движутся, сливаются, разбегаются снова, дышат. Андрей думает, что́ закодировали в этом рисунке неведомые ткачи, что хотели они передать ему, Андрею. На самом деле ковер у Андрея фабричной выделки, он об этом даже знает, но сейчас это неважно, потому что он воображает этих ткачей, иногда они напоминают Мойр, а иногда – Ильяса. Андрей думает про Ильяса, который похож на Виктора Цоя («Цой жив!») и на Брюса Ли, который, конечно, тоже не умер. Андрей думает о том, что смерти нет.

Он думает об Ане. Впервые за несколько месяцев. На этом ковре они последний раз занимались любовью, не зная о неизбежной разлуке. Этот ковер помнит Аню, помнит их счастье. С внезапной ясностью Андрей понимает, что где-то далеко Аня тоже вспоминает его – в этот самый миг. Он хочет посчитать, что сейчас в Америке, день или ночь, но не может справиться с цифрами. Прибавить или вычесть? Впрочем, какая разница: времени-то нет! Папа всегда говорил, что время иллюзорно, как и пространство, и все, с чем мы имеем дело. Объяснял, что глубинная медитация раскрывает эту истину, а оказывается, не нужно никакой медитации, нужно всего-навсего затянуться несколько раз, и ты понимаешь то, о чем тебе говорили все детство… каждый из нас един с космосом… надо только уловить движение невидимых энергетических потоков… очистить каналы…

Андрей пытается сесть в лотос и выпрямить спину, как учил Валера. Он закрывает глаза, и смех Ильяса взрывается в темноте яркими всполохами света.

Откуда-то издалека доносится голос рыжего: ну и ганджа у тебя, брат! – а потом переливчатая трель, будто играют на чудесных неведомых музыкальных инструментах… на каких-то индийских… всплывает слово «ситар», хотя нет… ситар – это что-то струнное, а тут, скорее, колокольчики… звоночки… звонки – и тут Андрей понимает, что звонят в дверь.

– О, как тебя вштырило, – говорит Ильяс. – Ну сиди, я открою тогда.

Андрей слышит шорох шагов в коридоре, щелканье замка, скрип петель, и каждый звук доставляет ему наслаждение, и, открыв глаза, он даже не удивляется, что комната наполнилась людьми, одетыми в какую-то прикольную маскарадную форму, и лишь когда ему заламывают руки за спину, понимает: кажется, что-то пошло не так.

Окончательно Андрея отпустило только через час, уже в отделении. Через решетку он смотрел, как менты заполняют протокол и обсуждают, как лучше оформлять банду наркоторговцев. В обезьяннике были только они трое: Ильяс сидел, полуприкрыв глаза, флегматичный и невозмутимый, как всегда, а рыжеволосый хиппи раскачивался из стороны в сторону и бормотал: вот влипли так влипли, спаси нас Джа, что будет-то, ой, что будет, только бы папе не позвонили, и в это мгновение Андрей понял, что надо делать. Он сунул руку в задний карман – отцовская визитка была на месте. Улыбаясь, он постучал по прутьям.

– Чего тебе? – спросил мент.

– Я имею право на звонок, – сказал Андрей. – Думаю, мы сможем договориться, но сначала мне надо позвонить.

– Договориться? – хмыкнул мент. – Дорого тебе будет стоить договориться. Ну, попробуй, если хочешь.

Он отпер решетку и подвел Андрея к телефону. Тот набрал номер Центра духовного развития.

– Лика, милая, будь добра, найди мне Гену Седых, – сказал он, удивляясь собственной наглости. – Что значит «кто»? Это Андрей Дымов, ты меня что, не узнала?

Через три часа Андрей, Ильяс и рыжий хиппи стояли на крыльце отделения. На плече у Ильяса болталась все та же сумка Adidas – задержанных не только отпустили, но и, порвав протоколы, вернули все изъятое на квартире, включая деньги и остатки травы.

– Я чего-то вообще не понял, что это было, – поразился рыжий.

– Расслабься, Феликс, – похлопал его по плечу Ильяс. – Просто скажи спасибо своему Джа и друзьям Андрея.

– Это не мои друзья, – буркнул Андрей.

Перейти на страницу:

Все книги серии Новая русская классика

Рыба и другие люди (сборник)
Рыба и другие люди (сборник)

Петр Алешковский (р. 1957) – прозаик, историк. Лауреат премии «Русский Букер» за роман «Крепость».Юноша из заштатного городка Даниил Хорев («Жизнеописание Хорька») – сирота, беспризорник, наделенный особым чутьем, которое не дает ему пропасть ни в таежных странствиях, ни в городских лабиринтах. Медсестра Вера («Рыба»), сбежавшая в девяностые годы из ставшей опасной для русских Средней Азии, обладает способностью помогать больным внутренней молитвой. Две истории – «святого разбойника» и простодушной бессребреницы – рассказываются автором почти как жития праведников, хотя сами герои об этом и не помышляют.«Седьмой чемоданчик» – повесть-воспоминание, написанная на пределе искренности, но «в истории всегда остаются двери, наглухо закрытые даже для самого пишущего»…

Пётр Маркович Алешковский

Современная русская и зарубежная проза
Неизвестность
Неизвестность

Новая книга Алексея Слаповского «Неизвестность» носит подзаголовок «роман века» – события охватывают ровно сто лет, 1917–2017. Сто лет неизвестности. Это история одного рода – в дневниках, письмах, документах, рассказах и диалогах.Герои романа – крестьянин, попавший в жернова НКВД, его сын, который хотел стать летчиком и танкистом, но пошел на службу в этот самый НКВД, внук-художник, мечтавший о чистом творчестве, но ударившийся в рекламный бизнес, и его юная дочь, обучающая житейской мудрости свою бабушку, бывшую горячую комсомолку.«Каждое поколение начинает жить словно заново, получая в наследство то единственное, что у нас постоянно, – череду перемен с непредсказуемым результатом».

Алексей Иванович Слаповский , Артем Егорович Юрченко , Ирина Грачиковна Горбачева

Приключения / Проза / Современная русская и зарубежная проза / Славянское фэнтези / Современная проза
Авиатор
Авиатор

Евгений Водолазкин – прозаик, филолог. Автор бестселлера "Лавр" и изящного historical fiction "Соловьев и Ларионов". В России его называют "русским Умберто Эко", в Америке – после выхода "Лавра" на английском – "русским Маркесом". Ему же достаточно быть самим собой. Произведения Водолазкина переведены на многие иностранные языки.Герой нового романа "Авиатор" – человек в состоянии tabula rasa: очнувшись однажды на больничной койке, он понимает, что не знает про себя ровным счетом ничего – ни своего имени, ни кто он такой, ни где находится. В надежде восстановить историю своей жизни, он начинает записывать посетившие его воспоминания, отрывочные и хаотичные: Петербург начала ХХ века, дачное детство в Сиверской и Алуште, гимназия и первая любовь, революция 1917-го, влюбленность в авиацию, Соловки… Но откуда он так точно помнит детали быта, фразы, запахи, звуки того времени, если на календаре – 1999 год?..

Евгений Германович Водолазкин

Современная русская и зарубежная проза

Похожие книги

Текст
Текст

«Текст» – первый реалистический роман Дмитрия Глуховского, автора «Метро», «Будущего» и «Сумерек». Эта книга на стыке триллера, романа-нуар и драмы, история о столкновении поколений, о невозможной любви и бесполезном возмездии. Действие разворачивается в сегодняшней Москве и ее пригородах.Телефон стал для души резервным хранилищем. В нем самые яркие наши воспоминания: мы храним свой смех в фотографиях и минуты счастья – в видео. В почте – наставления от матери и деловая подноготная. В истории браузеров – всё, что нам интересно на самом деле. В чатах – признания в любви и прощания, снимки соблазнов и свидетельства грехов, слезы и обиды. Такое время.Картинки, видео, текст. Телефон – это и есть я. Тот, кто получит мой телефон, для остальных станет мной. Когда заметят, будет уже слишком поздно. Для всех.

Дмитрий Алексеевич Глуховский , Дмитрий Глуховский , Святослав Владимирович Логинов

Детективы / Современная русская и зарубежная проза / Социально-психологическая фантастика / Триллеры
Бич Божий
Бич Божий

Империя теряет свои земли. В Аквитании хозяйничают готы. В Испании – свевы и аланы. Вандалы Гусирекса прибрали к рукам римские провинции в Африке, грозя Вечному Городу продовольственной блокадой. И в довершение всех бед правитель гуннов Аттила бросает вызов римскому императору. Божественный Валентиниан не в силах противостоять претензиям варвара. Охваченный паникой Рим уже готов сдаться на милость гуннов, и только всесильный временщик Аэций не теряет присутствия духа. Он надеется спасти остатки империи, стравив вождей варваров между собою. И пусть Европа утонет в крови, зато Великий Рим будет стоять вечно.

Владимир Гергиевич Бугунов , Евгений Замятин , Михаил Григорьевич Казовский , Сергей Владимирович Шведов , Сергей Шведов

Приключения / Современная русская и зарубежная проза / Научная Фантастика / Историческая литература / Исторические приключения