Учитель Истории

— Ты знаешь, где она?

Несмотря на всю отчаянность своего положения, Костя ни словом, ни жестом не попытался удержать меня, когда узнал, почему я покидаю его.

— Подозреваю, что она в школе, — ответил я, попутно рассматривая разгромленную обстановку однушки. — Либо там, либо… Больше негде, короче. У вас есть фонарик? И бинтов упаковку я возьму. Ты не против?

— В кладовке был фонарь. Бери все, что хочешь, только найди ее. Пожалуйста.

Я пожал плечами.

— Только ради этого я и вылез из подвала.

Тем временем на улице начиналось нечто весьма и весьма интересное.

Глава XXXIX: Прорыв

Четырехчасовая гегемония громобоев подходила к концу. Воспользовавшись фактором неожиданности, они сполна насладились полученной монополией на насилие. Они могли убивать, грабить и жечь. Могли бесчинствовать, вершить свой суд и устанавливать свой закон. Их было много, они были готовы к бою — крошечный городишко лежал перед ними, как лебедь на блюде. Приходи и бери. Они взяли и в полной мере вкусили плоды легкой, практически бескровной победы. Но как ослепителен миг триумфа, как сладок он и прекрасен — так и краток безмерно. Что и предстояло очень скоро осознать недавним победителям на своей же собственной шкуре. Их время истекло.

Для меня это стало очевидным, едва я вышел из подъезда, оставив чуть живого Костю наедине с его судьбой.

Вышел, осмотрелся, поднял глаза — и все понял.

Стена огня на юго-западе (там полыхал частный сектор) уже не была основным ориентиром в ночном небе. Во-первых, помимо нее в городе наблюдалось не меньше дюжины очагов возгорания, но многие из них уже были нейтрализованы силами местных жителей. С моста (сейчас он был скрыт за пятиэтажками, но я хорошо держал направление) продолжали запускать ракеты: там все еще шел бой за монастырь. Но помимо пожаров и взрывов в небе был и другой свет. Совершенно иной природы. Хорошо мне знакомой и оттого внушающей некоторый трепет. Так уж вышло, что эти товарищи с некоторых пор стали ассоциироваться у меня со спасением. Из-под облачного покрова на задымленную землю падали длинные снопы ослепительного ярко-белого света. Они шарили по улицам и переулкам, пересекались и снова расходились, словно их хозяева искали затерявшуюся среди домов пропажу. Бьющий по ушам шум многолопастных винтов подтвердил верность моей догадки.

Над Младовым кружились вертолеты.

— Вот и подмога, — сам себе сказал я, поплотнее запахнув издырявленную куртку. — Ура, ура. Но это не повод расслабляться. Следующая остановка — Телига Хаус.

Тут мне на глаза попалось растекшееся по асфальту пятно заледеневшей крови — и стало сразу не до шуток.

Дверь в квартиру Елены и Яны — ту самую, что в течение целого месяца служила предметом жаркого судебного спора — выглядела нетронутой. Я постучался — нет ответа. Тогда я позвал вслух, несколько раз громко назвал свое имя. Эффект тот же. И лишь выйдя обратно на улицу, заметил, что стекло в кухне вынесено вместе с рамой. Все понятно…

Однако внутри оказалось совершенно пусто. И чисто. Ни беспорядка, ни следов борьбы — одно лишь только разбитое окно. Похоже, в момент нападения хозяйки просто не было дома. Но где же она тогда?

Город словно окончательно вымер. Если поначалу я еще как-то пытался укрываться за стенами домов, выглядывал и осматривался перед тем, как продвинуться вперед, то постепенно все это стало казаться мне лишним, ненужным. Всюду следы недавнего «веселья», но только следы. Несколько раз встреченные местные не в счет — они сами при виде вооруженного человека тут же бросались наутек. Однажды, впрочем, за мной погнался какой-то мужик с топором — пришлось удирать. Но громобоев здесь не было. Значит, нужно спешить к школе, сделать все возможное для освобождения заложников. А там помимо вертолетов подтянутся и наземные силы, вот тогда мы и покажем этим козлам, почем фунт…

— Ложись, дубина!

Когда в обстановке уличной войны тебе кричат «Ложись!», первое, что ты должен сделать — это лечь. Да не просто лечь, а броситься на землю, словно это и не земля вовсе, а прохладная водная гладь, а ты сам — изнывающий от жары и жажды путник. Все домыслы, споры и рассуждения — на потом, сначала бросок. Медлить… Ну, только в том случае, если совсем уж надоела бренная жизнь.

Я прекрасно осознавал все выше сказанное, у меня даже имелся кое-какой опыт, который за сегодняшний вечер успел ощутимо подрасти. Но только я все равно промедлил. Совсем чуть-чуть, но и этого хватило: правый бок тут же ожгло чем-то очень горячим.

— Ох… — вырвался из груди протяжный полувздох-полувсхлип.

Затрещали новые выстрелы, что-то свистнуло над головой: раз, другой. Но я уже распластался на грязном асфальте.