Учитель Истории

— Нет, второй раз только. Надеюсь, последний. Ездить на каждое слушанье к вам в Москву слишком накладно выходит. Командировочных даже на покушать не хватает.

— Понимаю.

— Слышал, что медик сейчас говорил? Сизов-то наш, оказывается, опасный психопат. Двойной агент сам у себя в голове. А Канин всё настаивал, что его наградить должны. Теперь, похоже, шиш.

— Награда — это не самое главное, — ответил я. — Главное, что на него хотят повесить всех собак.

— Так, а на кого их еще вешать? — Лоенко нехотя козырнул какому-то полковнику и продолжил: — По всему выходит, он и есть главный организатор и зачинщик. И то, что он в последний момент одумался, не снимает с него вины за содеянное. А я ему еще руку пожимал, помнишь?

— Заманчивая мысль, согласен, — я не сумел скрыть раздражение. — Уверен, многие ее разделяют. Так ведь гораздо проще. Всего доброго, товарищ майор.

— Подожди, — он схватил меня за плечо, но мне этот жест не понравился, и резким движением я вырвался. — Думаешь, я сам не хочу докопаться до сути? Думаешь, делаю так, как мне проще?

— Думаю, да.

Мысленно я уже ожидал вспышки ярости, подобно той, что случилась утром после погрома в отделении полиции, когда я заявился к Лоенко искать поддержки. Но к моему удивлению офицер ответил очень спокойно и рассудительно.

— Я знаю, — сказал он, и в голосе его проскользнула чуть заметная грусть. — Тебе очень хотелось бы, чтобы это оказались два разных человека. Чтобы одного из них осудили, а второго — оправдали Честно, мне и самому хотелось бы, чтобы все было именно так. Но это невозможно. Будь их хоть тридцать три в одном теле, судить будут того, кого видят. У нас считают по телам, а не по душам.

— Ты знаешь, — Вера оставила попытки завладеть моей рукой и просто обняла меня целиком. — Я думала над всем этим. Долго думала. Тебе нельзя смешивать их в одно. Нельзя уподобляться прочим. Да, это Юрьев во всем виноват. Но Женя… Женя был хорошим человеком. Ведь это он отдал тебе ожерелье.

— Женя? — с сомнением переспросил я, не совсем понимая, к чему клонит жена. — Не Юрьев?

— Нет. Юрьев попытался бы унести его с собой, чтобы потом торговаться с громобоями за меньшую цену. Но в тот момент, когда он бросился на тебя здесь, на берегу, у них внутри происходила борьба. Юрьев всегда был сильнее: все эти годы он успешно прятался, из-за спины манипулируя своим двойником. Заставляя прочих людей верить, что Женя Сизов — именно такой, каким вы его видели. Но когда было выгодно, Юрьев сам выходил на первый план. Это он, а не Женя обокрал монастырь. Это он организовал бунт. Он виноват во всех убийствах. Именно Юрьев передал Елизарову саблю из тайника в деревне. Но ожерелье, которое лежало в том же самом тайнике, он тайком забрал с собой.

— Почему ты так думаешь? — я опустил голову и встретился взглядом с Верой: она улыбалась.

— Потому что это правда. Потому что ты сам говорил, что Евгений Сизов не способен на все те мерзости, какие сейчас копает про него следствие. Это был другой человек. Это был Юрьев. Его схема работала идеально, практически до самого конца. Но в тот момент, когда потребовалось сделать последний шаг, навредить лично тебе — вот тогда Женя восстал против своего хозяина. Мне кажется, он и раньше делал это: спас свою любимую, предупредил город о готовящейся атаке, оберегал тебя от расправы громобоев. И в тот момент тоже. Ты ведь сам говорил, что когда сидел на дереве, они появились совсем не с той стороны, откуда их можно было ожидать. Обманув громобоев насчет второго тайника, где, по его словам, и было спрятано ожерелье, Юрьев уводил Елизарова и его дружков в сторону. Он распалил в старшем громобое жажду наживы и надеялся, что им не позволят скрыться. Но твое появление спутало все планы: он испугался, что ты не справишься один против троих, что остальные громобои все еще где-то рядом. Тогда он взбесился и напал на тебя. Однако в тот же самый момент забитый в угол, задвинутый на дальний план Женя Сизов окончательно похоронил надежды своего хозяина. И пока первый пытался тебя убить, второй тихонько подложил тебе ожерелье.

— Верочка… — я обнял жену, самого дорогого мне человека, прижал ее к себе так, словно неведомые силы могли в любой момент ее забрать. — Верочка моя…

— Если бы он спасся, я уверена, мы смогли бы ему помочь. Мы смогли бы вывести Юрьева на чистую воду, изгнать его, изолировать. Но тонкий лед…

— Тонкий лед… — повторил я, как черное заклинание. — Тонкий лед. Проклятый тонкий лёд. Ему было предсказание, что он утонет.

— Правда? — Вера разжала объятия и подошла к самой воде. — Если так, это была его судьба. И ничего тут не поделаешь.

— Я не верю в судьбу.

— Если не веришь, — внезапно она наклонилась, зачерпнула в пригоршню холодной воды и плеснула мне в лицо. — Почему тогда не борешься?

— Ты чего творишь?! — я прикрылся рукой. — С ума сошла?