Учитель из Меджибожа

В глубокой ложбине с нетерпением ждут его бойцы. Они полны надежды. А он даже не представляет себе, как придет к ним и что скажет.

Истерзанные, голодные лежали они в густых бурьянах в томительном ожидании. А когда увидели его на гребне ложбины, вскочили и бросились к нему. Устремив на него пристальные взгляды, сразу поняли, что ничего хорошего он им не принес…

Илья подошел молча, с поникшей головой, вконец измученный, опустился на землю, задымил самокруткой, которую вытащил изо рта у солдата и, после долгой паузы, немного придя в себя, приглушенным, упавшим голосом заговорил:

— Ну, что я вам могу доложить, дорогие друзья? Мой долг сказать вам правду… В городе немцы. Мы опоздали… Наши отступили к Дону… Положение становится катастрофическим. — Подумал долгую минуту. — Надо попробовать вырваться из окружения немного южнее… Ничего хорошего обещать не могу. Кто готов идти со мной, прошу отойти вправо. А кто хочет в одиночку выбираться из кольца — оставайтесь на месте… Никого не неволю… Я такой же солдат, как и все вы, готов до конца выполнить свой солдатский долг перед Родиной. Сдаваться на милость врагу — об этом не может быть и речи. Но думаю все же, что какой-то шанс вырваться из кольца и присоединиться к своим все же есть… Повторяю: кто со мной — вправо. А кто…

Он запнулся. Стали подниматься уставшие, измученные бойцы. Отошли вправо. На месте осталось трое. Сидели в притоптанном бурьяне и молча курили.

Лейтенант окинув их неприязненным взглядом, взял автомат, засунул за ремень гранаты и усталым шагом продвинулся к строю.

— Что ж, ребята, в добрый путь, как говорят. Постараемся пробиться к своим. Иного выхода у нас нет…

— Конечно, нет!.. — послышалось с разных сторон.

— А что с этими? — кивнул кто-то из бойцов на сидевших безучастно в бурьяне.

Лейтенант снова окинул их беглым взглядом, пожал плечами:

— Что ж, пусть поступают, как совесть им подсказывает. Если она у них еще осталась.

— Пусть остаются… — послышался чей-то грубоватый, охрипший голос. — Старая мудрость гласит: баба с воза — кобыле легче…

— Это, конечно, верно… — устало усмехнулся лейтенант. И поднялся на гребень ложбины. Окинув внимательным взглядом широкую степь, поднял руку. Бойцы тяжелым шагом стали подниматься вверх и тихо выстроились за своим командиром.

Их поглотила глубокая ночь.

Комаровка… Сколько этих Комаровой рассеяно по широким степным просторам Отчизны! Кажется, на каждом шагу встречаешь их. Небольшие, зеленые, тихие деревушки или хутора, ничем не примечательные, ничем не знаменитые, если не считать того, что в них обитают добрые, трудолюбивые люди с женами и детьми, со своими неизбывными заботами, радостями и горестями, большими и малыми. Там они жили тихо, мирно, горя и войн не зная.

Выбираясь из вражеского кольца, оставшиеся солдаты проходили через несколько сел и хуторов, носивших одинаковое название. И решили, что это какие-то добрые души увековечили комаров, которые в жаркие вечера и ночи особенно досаждают людям, едят поедом их — смертельно уставших, вконец измученных солдат. Они проклинали комаров, а заодно с ними и тихие селения с такими названиями…

Хотя люди смертельно устали, но они двигались теперь быстрее. В одной из очередных Комаровок, маленькой станице, которую фашистские бомбардировщики недавно сравняли с землей, в сожженной школе, точнее, на груде почерневших от дыма камней, среди пепла лейтенант увидел уцелевший учебник по географии. Там оказалась и карта области. Он обрадовался ей, словно обнаружил клад. Все это время двигался со своим отрядом вслепую, от села к селу, от хутора к хутору, расспрашивал встречных о дороге к Дону. А вот теперь он сможет разобраться, хотя никто на войне не ориентируется по ученическим картам.

Пользоваться подобной картой в настоящей войне было довольно нелепо и рискованно. Но что поделаешь, если до сих пор у него и такого добра не было.

Дорога вела их к какой-то новой Комаровке, что вызывало у всех смех и шутки.

Радовало то, что дорога пролегала через небольшие перелески и глубокие овраги — это лучше, чем шагать открытой степью.

К Дону было уже гораздо ближе. В предчувствии конца тяжкого пути солдаты воспрянули духом и ускорили шаг.

Шагали всю ночь напролет. Вокруг царила тишина. Казалось, опасность осталась позади. Фронт, правда, находился совсем недалеко.

Небольшая колонна шла по извилистому проселку. Усталые, измученные, окруженцы посматривали на поднимающееся из-за горизонта солнце. Вот показалась небольшая балка. Только бы дотянуться туда, завалиться спать, отдохнуть до вечера. А оттуда к реке уж не так и далеко.

Наступал новый знойный день. В голубоватом небе заливисто звенели неутомимые жаворонки. И солдаты, оглушенные непрестанным воем бомбардировщиков, гулом танков, свистом пуль, тихо вслушивались в песни невидимых птичек, напоминавших им мирные, добрые времена, когда они работали на полях.

Однако недолго длилась эта идиллия. Пение неожиданно оборвалось. Его сменил шум мотора, знакомый шум, который раздирал сердце: «Везу-у-у… Везу-у-у… Везу-у-у-у!»