Учитель из Меджибожа

Илья вслушивался в голос молодых своих друзей и одобрительно кивал головой. Их слова ему явно пришлись по душе. Давным-давно точно такие же он тихонько, тайком высказывал отцу Дорис Гансу и некоторым его товарищам. Давным-давно, задолго до того, когда те нашли на бескрайних просторах чужой им страны свои могилы, отдали свои жизни ни за понюшку табаку и ушли в небытие, хотя являлись хорошими людьми и никак не разделяли взглядов фашистских извергов.

Машина вырвалась из густой зелени на днепровскую кручу и остановилась над широким Днепром возле стройного гранитного шпиля, устремленного ввысь. У подножья горел Вечный огонь в честь Неизвестного солдата. Величественный монумент чем-то напоминал часового, который навеки застыл у могилы своего безвестного друга, воина, как грозное напоминание о прошлом.

В ночной тиши среди буйной зелени на высоком днепровском берегу полыхал огонь, словно сердце воина, отстоявшего свободу и честь этого бессмертного города.

Дорис и Генрих склонили головы, тихо шли, как бы остерегались нарушить покой этого клочка священной земли, подошли ближе к пламени, поднялись на широкие гранитные ступени и застыли.

По лицу дочери Ганса катились слезы. Она в эту минуту старалась ни с кем из нас не встречаться взглядами — казалось, даже стеснялась произнести слово, точно чувствовала за собой какую-то вину. Здесь, на величественной днепровской круче, среди густой зелени, могла бы вырасти площадь, где ребятишки играли бы, шумели, смеялись, пели. А вместо этого — теперь оказался скорбный памятник Неизвестному солдату, который отдал жизнь, чтобы спасти родную землю от чужеземного нашествия…

Негасимый огонь бушевал у подножья постамента. Дорис не могла оторвать от него глаз. Застыла на месте, словно решила так стоять долго-долго в почетном карауле…

Никто из нас не нарушал священного безмолвия. Все были так погружены в свои думы, что никто не заметил, как вершина каменного шпиля постамента озарилась розовым цветом: рассветная дымка льнула к земле…

…Вы редко встретите его праздношатающимся, идущим без дела по своей тихой, зеленой улице. Он вечно занят. Голова его полна маленькими и большими заботами. Целые дни на заводе, у неизменного станка или на рабочих собраниях и заседаниях. Вечерами он сидит за своим столом, отвечая многочисленным друзьям на письма. Или принимает гостей. То ему нужно сбегать в аптеку достать заболевшему одинокому однополчанину лекарство, а заодно помочь соседскому мальчугану из того же двора приготовить урок немецкого. То нужно починить утюг соседке, наладить еще кому-то пылесос или поехать в подшефный колхоз с рабочими завода помочь убрать урожай. Кроме того, приближается круглая дата с того памятного клятого дня, когда фашисты расстреляли в Меджибоже несколько тысяч женщин, детей, стариков, и нужно собрать своих земляков, чтобы отправиться туда, к братской могиле, поклониться праху жертвам фашизма…

Ему хочется в Меджибоже проведать старика Самсона, старенького пекаря и колхозного пасечника Ивана Заренко и его жинку.

Время идет быстро, и люди стареют, теряют здоровье — быть может, они нуждаются в его помощи?

Беспокойный он человек и ни к чему — ни к малому, ни к большому — не остается равнодушным. Все его волнует. Ко всему он имеет отношение, даже к тому, что какой-то нерадивый шофер-разгильдяй срезал буфером машины молоденькую березку, росшую возле дома…

Когда он отдыхает, когда спит — трудно сказать. В любую минуту готов прийти на помощь в беде каждому.

Пожилой человек с живыми, веселыми глазами, бодрый и жизнерадостный, он всегда по-военному подтянут, подвижен, энергичен и поныне еще выглядит молодым, словно прожитые тяжелые годы его совсем не коснулись…

Может быть, стареть ему не дает вечная жажда действия, то, что он постоянно в движении, в пути, что одолеваем множеством забот и вечно окружен людьми. А может, причина, что еще не стареет, заключается в том, что его никогда не увидите мрачным, унылым, злым, идущим с опущенной головой.

К тому же редко встретите его одного, — всегда, где бы он ни находился, его окружают люди. Они любят слушать его добрый голос, его забавные шутки, веселые истории, с которыми он не расстается даже тогда, когда у него бывает тяжело на душе.

И если увидите большую гурьбу людей, окруживших его на заводском дворе во время обеда или возле беседки его дома, людей громко хохочущих, непринужденно веселых, знайте — его работа! Он что-то веселое рассказывает своим товарищам.

Глядя на этого уже пожилого, стройного, седеющего человека с необычно молодыми и живыми глазами, вы поневоле подумаете, что не напрасно земляки его когда-то нарекли славным прозвищем «внук Гершелэ из Острополья».

В письмах, которые он получает из Николаевки и Ружавки, Кривого Рога и Запорожья, люди все допытываются, — почему об этом человеке-воине не написаны книги, мало знают о нем. Ведь это такой человек, о котором…

Я не знаю, пишут ли о нем книги, передают ли по радио, — мне лично Илья Френкис понравился, и я решил рассказать о нем и его жизни.