Учитель из Меджибожа

Меня только удивляет: почему Вы так много лет молчали и не давали о себе знать?

Простите, что пишу на немецком языке. Надеюсь, Вам нетрудно будет перевести…

Всегда буду с нетерпением ждать от Вас писем.

Сердечный привет шлем Вам.

Кетэ Айнард, Дорис Айнард.

Вайсефелс на Заале, Мюльбер, 9».

Илья отложил письмо и долго сидел молча, погруженный в тяжкие думы.

Значит, нет уже Ганса Айнарда. Под конец войны, в марте сорок пятого, сложил он свою честную голову. Столько презренных преступников, гестаповцев, чьи руки обагрены кровью, возвратились домой, разгуливают там, в Германии, по улицам и паркам, прожигают жизнь. Уйдя от справедливого возмездия, они там, видно, занимают высокие посты, мечтают о новой войне, об Освенцимах и Майданеках. А этот Ганс, добрый и благородный, простой шофер, лежит в холодной чужой земле!..

Какая несправедливость судьбы!

Такой честный, скромный человек, которого не мог испортить, сбить с толку фашистский чад гитлеровских болтунов, в условиях страшной войны не утратил своего облика, как тысячи, сотни тысяч немцев, не потерял достоинства, не сделался подлецом; находясь среди волков, он остался человеком и ненавидел нацистскую орду. Редкий, удивительной души Ганс Айнард! Как жалко бедную вдову, как жалко дочку Дорис…

Тяжелые думы терзали душу, и Илья не мог себе найти места. Письмо Кетэ страшно расстроило его. Он вышел на улицу, затянулся дымом папиросы, направился не торопясь зеленой тропой вниз с горы к впадине, где проходит железная дорога и где круглые сутки грохочут поезда, идущие на запад. Вот поехать бы теперь туда, к семье товарища, побыть с ними, успокоить, поговорить о Гансе!

Долго бродил Илья вдоль железнодорожного полотна, размышлял, что ответить этой бедной женщине-солдатке и ее дочурке, живущим за тридевять земель от него. Чем бы им помочь? Он не заметил, как надвинулась ночь, и повернул домой.

Жена и дети уже давно спали. Чтобы не разбудить их, осторожно на носках прошел к столу, сел за письмо жене погибшего товарища. Давненько он не писал по-немецки, и теперь ему было как-то чудно излагать свои мысли на чужом языке. Многое хотелось сообщить этой доброй женщине, рассказать, какого мужа и благородного отца они потеряли. А он, Эрнст, то бишь Илья, — славного друга и товарища.

До полуночи Илья писал. Просил приехать в гости. Он охотно примет их у себя. Необходимо познакомиться ближе, а не только знать друг друга по письмам. Илья и вся его семья будут рады дорогим гостям. Им будет оказан самый радушный прием, как, кстати, в России принято встречать добрых людей, приходящих с благими намерениями… Пусть приезжают! Его сердце и дом настежь открыты перед ними.

Вскоре пришел ответ. Кетэ сердечно благодарила его за письмо и просьбу приехать в гости.

К сожалению, она не сможет воспользоваться его любезным приглашением и гостеприимством. В ее возрасте уже не так просто покинуть небольшое хозяйство и отправиться в дальние странствия. Здоровье ее подорвано войной и лишениями. Ей приходится сидеть дома, ближе к врачам, аптекам. Смерть мужа отняла у нее остаток здоровья. Но вот когда ее дочь Дорис, теперь уже взрослая, учительница в Карл-Маркс-Штадте, и ее молодой муж Генрих Юнг, механик фарфорового завода, коммунист и активный антифашист, получат отпуск, они с радостью воспользуются любезным приглашением Эрнста и приедут к нему.

Этот ответ обрадовал Илью. Он с нетерпением будет ждать молодых гостей. Ему хотелось хотя бы в какой-то мере отблагодарить если не Ганса, то его дочь за все, что сделал для него ее славный отец, за доброе, благородное сердце, за то, что в самые страшные годы войны, когда фашистские изверги потопили в крови почти всю Европу, простой шофер, рабочий человек из далекой Тюрингии, не утратил своей совести, остался человеком в подлинном и высоком смысле этого слова.

* * *

В один из тихих летних вечеров, после сильного ливня, когда город благоухал каштанами и кленами, а от запаха цветов можно было опьянеть, забрели мы на околицу гористого нашего города, который уже готовился ко сну после насыщенного трудового дня.

Редкие прохожие появлялись на тихих улицах и переулках Чоколовки, только в окнах сверкали огни.

Давненько не был я у моего скромного знакомого, наследника Гершелэ из Острополья, который жил со своей семьей в одном из однотипных пятиэтажных домов, охваченных со всех сторон буйной зеленью.

Сам не зная почему, свернул к нему в этот неурочный час.

Здесь немудрено спутать парадные, дома, квартиры по той причине, что они удивительно похожи друг на друга, словно близнецы. Не сразу и различишь номера на домах, ибо вокруг властвует буйная зелень плакучих ив и густого кустарника, закрывших все, вплоть до верхних этажей.