Учитель из Меджибожа

— Недалеко от вас, на великой русской реке, недавно были большие события. Какие — вы сами знаете. После этого разгрома мудрый Адольф Гитлер решил выровнять линию фронта. Его непобедимые солдаты восвояси убрались к Днепру… Но и там долго не задержатся. Все они скоро побегут к Днестру, затем доберутся и до Вислы… Но и там не остановится это воинство, безусловно, покатится до самого Одера… А у стен Берлина уже будет стоять насмерть до последнего немецкого солдата. В этом, граждане, вы скоро сами убедитесь…

Славные воины Адольфа Гитлера вскоре будут защищать каждый камень своей столицы, и то, что вы пережили здесь за эти страшные месяцы оккупации, теперь испытают граждане Германии в десятикратном размере. Что посеяли, то сполна и пожнут. Очень скоро и на вашу улицу придет праздник! Недалек тот день! С этим я и хочу всех вас поздравить!

Люди слушали его, затаив дыхание. Женщины украдкой плакали, кивали головами, шептали: «Хоть бы скорее, господи…» Многие восхищались находчивостью и мужеством «доброго немца», который говорит им правду, хотя рядом стоит его начальник.

Откашлявшись и посмотрев на самодовольного шефа, Эрнст продолжал:

— Так вот, что я вам еще хочу сказать, граждане. Советские дивизии, крепко вооружившись танками, пушками, самолетами, стали теперь сильными как никогда и идут освободить все захваченные немцами территории. Свой грандиозный план они скоро осуществят. Им помогают союзники. Советы рвутся вперед к границам Германии… Отныне остается одно: Германии, немцам выравнивать фронт…

— Так вот, граждане, — горячо и проникновенно продолжал Эрнст, для вида заглядывая в бумажку, — недолго осталось вам смотреть на мертвые шахты. Вы хорошо слышите могучую поступь русских армий. — И он кивнул в ту сторону, откуда доносился мощный гул советских орудий. — Пусть же каждый из вас сделает все, что в его силах, дабы приблизить великую победу над врагом! Лейтенант Рихард Шульц поздравляет вас с праздником. Сделайте все возможное, советские люди, чтобы приблизить ваш большой, настоящий праздник! С этим поздравляю вас еще раз, дорогие люди!

Все стали громко аплодировать и вместе с ними лейтенант Рихард Шульц.

Видя, как все сияют, он поклонился, был весьма доволен тем, что собрал людей и поговорил с ними. Понял, что смягчил сердца этих черствых шахтеров. Русские, знал он издавна, очень любят разные празднества. И еще они испытывают удовольствие, когда с ними говорят по-человечески.

Эрнст облегченно вздохнул, сложил бумажку с текстом и степенно вручил начальнику:

— Герр лейтенант, знаете, у вас большие способности писать хорошие речи. Видели, как люди живо реагировали? Им очень понравилось… Вы сами, кажется, убедились в этом…

— Яволь, Эрнст!.. Ты хорошо все перевел. А я думал, что эти хамы ничего не поймут…

Люди разошлись. Из уст в уста переходила эта речь, в шахтерских домах повторяли то, что говорил «добрый немец». До чего же смело он выступал! Ну и переводчик!

Жители поселка воспрянули духом. Давным-давно не слыхали таких выступлений. Сегодня в самом деле праздник Первого мая. Это придало людям неизбывную радость. Столько времени не испытывали они такого подъема, не слышно было в шахтерских домах ни смеха, ни песен. Но сегодня звенели и песня, и задорная шутка, и громкий смех.

Речь, произнесенная Эрнстом, вселила в сердца людей незыблемую веру в то, что приближается долгожданное освобождение от фашистской оккупации.

Глубокой ночью, когда Эрнст крепко спал и видел какой-то прекрасный сон, он вдруг почувствовал, что его будят. Испуганно раскрыл глаза.

— Кто это?

— Тихо… — сказал ему кто-то над ухом. — Это я, обер-ефрейтор Генрик…

Испуганно оглядываясь, боясь разбудить кого-нибудь из солдат, обер поманил его пальцем в коридор. А там пристально посмотрел на Эрнста и промолвил:

— Что здесь у вас сегодня произошло?

— Ничего… — испуганно ответил переводчик.

— Как это ничего? Какой-то митинг… Какие-то вредные слова, речи ты болтал?

— Какие речи… Что ты, Генрик?..

— Тихо, замолчи! — оборвал тот его. — Ты что, сдурел? Не знаешь, теперь нужно быть очень осторожным. Что-то против фюрера болтал… Короче говоря, немедленно одевайся и сматывайся отсюда. Я только приехал из Юзовки… Заходил по делу в штаб… Тобой гестапо заинтересовалось… Кто-то донес, что на митинге ты крамолу говорил, а этого никто не потерпит… Скоро они заявятся по твою душу… Дурень набитый. К ним в лапы попадешь — пропал! Быстро улепетывай!..

Холодный пот пронял Эрнста.

— Ну, чего же ты медлишь? Может, это недоразумение, фальшивый донос? Но попадаться им под руку не советую — убьют. Нынче они злы и мстительны. Исчезни хотя бы на несколько дней. Уляжется, тогда вернешься… Быстрее… Эрнст… Твоя жизнь в опасности. Но запомни одно: попадешься, ты меня не знаешь, а я тебя не знаю.

Понял? Ну, давай, беги!.. Да, жаль, не дописал ты письмо… Но это потом, когда утихнет! Пока — не мешкай…

Эрнст постоял еще несколько мгновений. Что-то хотел сказать Генрику, но, подумав, быстро оделся, схватил сумку, сапоги и вышел во двор.

Черная донецкая ночь тут же поглотила его.