Учитель моей дочери

Но чем крепче он прижимает меня к себе, сопереживая и сочувствуя, тем мощнее я ощущаю необходимость прилипнуть к нему полностью. Придавленная к его крупному телу, я словно плавлюсь в горячей печи. И нежность моментально сменяется страстью. С ним иначе не бывает. Мы вспыхиваем одновременно. Это наша идеальная форма взаимодействия. Мы не можем иначе. Такие уж мы есть: ненасытные, страстные, голодные друг до друга.

Тихонов слегка отстраняется и, прочитав моё настроение по глазам, хватает меня за подбородок и прижимается ртом к моим приоткрытым в удивлении губам. Его вкус моментально наполняет меня покоем. Внутри наступает очень правильный штиль. И всё становится на свои места, кажется, все проблемы исчезают. Он умеет менять мой мир лишь движением языка у меня во рту. Ох. Какое же ценное, незаменимое качество. Наш поцелуй излечивает мои печали и длится почти бесконечно. Мы соскучились, мы слишком долго находились вдали друг от друга. И движения губ выходят очень сладкими и вкусными. Я непроизвольно сжимаю бёдра, потому что хочу гораздо большего, между ними появляется нарастающий восхитительный зуд. Мы с Тихоновым давно не были вместе, мы нуждаемся в друг друге, и сейчас самое время избавиться от реальности. Мой доктор здесь, и он готов вылечить меня от боли, тоски и тревоги. Он знает, что делает, и приготовил ту самую пилюлю.

Я даже не сразу понимаю, что уже на кровати, падаю на спину и жёсткие ладони ложатся на мои бёдра. К постели меня придавливает горячее учительское тело, пахнущее невероятно вкусной, по-мужски дерзкой туалетной водой. Чуть позже я соберу этот запах с каждого потаённого кусочка его тела. Я буду смаковать, облизывая его кожу. К чему притворяться скромницей? Тихонов уже раскрыл этот ларчик, он в курсе, какая я на самом деле, и наслаждается этим знанием. Мы будем любить друг друга несколько часов, пока сестра не позвонит, предупредив об их приезде заранее. Да, я хочу его и позволю абсолютно всё. Потому что в этом мы похожи, хватит уже сопротивляться своей природе.

Мощная фигура накрывает меня сверху, и жесткие губы нападают на мой рот, заставляя стонать и жмуриться. Он сильный, он мужественный и самый горячий в мире. Он идеальный. И сквозь дрожащие ресницы я вижу, как резко мой плохой учитель освобождается от одежды, как скидывает куртку и ботинки, расстёгивает рубашку, бешено двигая руками. Высвобождая из одежды и меня.

Он смотрит с восхищением, он жадно целует. Длинные, красивые пальцы ложатся на мои колени, с усилием раздвигая их. И я не смею возразить ему, потому что не случалось со мной ничего лучше, чем его крепкие и немного шершавые руки. Они оставляют на коже отпечатки, неистово яркие, до синяков и царапин.

Так хорошо, когда кожа о кожу, когда резкие вздохи и стоны. Когда по ощущениям летишь до луны и обратно. Старая кровать устало скрипит, она слишком дряхлая для нас двоих, но мне наплевать, я хочу всего и сразу.

Сверкнув серыми глазами, Тихонов наклоняется ниже, к животу и ещё дальше — к развилке бёдер, и его язык с каким-то почти болезненным удовольствием слизывает с меня мои же собственные соки. И это за гранью. Снова и снова, губя наслаждением, убивая немыслимым кайфом. И я приподнимаю бёдра ему навстречу, выгибаясь дугой, умоляя продолжать этот дикий массаж губами и языком.

Тихонов и его умелый рот на моём самом чувствительном месте дарят невыносимо острые моменты, заставляющие орать и метаться по постели. Путаться пальцами в его длинных волосах и придавливать к себе, бесконечно ползая по грани. Умоляя позволить упасть и разбиться. Упрашивая дать мне кончить.

Но Лёша не даёт, он резко приподнимается и, чувствуя мою несдержанность и сумасшедшее желание, помогает себе рукой, раскрывая меня для себя, открывая вход и проникая на всю длину.

И это так правильно, так глубоко и полно, что я нелепо охаю, вцепившись в него, как в ствол дерева: крепко, сильно, руками и ногами. Он ритмично раскачивается, задавая такой идеальный темп, что перед глазами почти сразу искрятся звёзды.

Чем больше я переживаю драмы и боли, тем слаще наше соитие. Тем сильнее наш союз, и глубже мы наслаждаемся друг другом.

— Ты охренеть какая горячая, — выдаёт он вовсе не педагогически, возбуждая сильнее.

Тихонову нужно больше времени, но вот что удивительно: во время первого мощного взрыва удовольствия под ним, меня как будто ставят на паузу. И пока он продолжает играть свою музыку, тараня меня до основания, я теряюсь в ощущениях. Желание нарастает с новой силой.

И вновь начинает трясти, я кручусь и кусаюсь, я плачу, я цепляюсь за его плечи, ору так громко, что у нас обоих закладывает уши.

— Моя, — шепчет Тихонов, хватая мои губы, воруя поцелуи, закручивая нас обоих в одеяло, ещё сильнее сплетая наши размякшие после оргазма тела, — je ne te donnerai à personne (фран. никому тебя не отдам — примечание автора).

Глава 17