Ночью, едва молодая девушка заснула первым крепким сном, как ее разбудил резкий эвон церковного колокола, призывающий к ранней обедне. Несколько дней спустя, когда утомленные нервы утратили свою восприимчивость, и колокол уже не в состоянии был разбудить ее, применены были другие средства, чтобы принудить гостью к исполнению обязанностей, предписанных монастырским уставом. Монахини в точности и с невозмутимым хладнокровием выполняли все приказания настоятельницы, которая позаботилась о том, чтобы слезы и просьбы Маддалены не возбуждали сострадания в её окружающих. Между прочим запрещено было строжайшим образом говорить с нею, кроме необходимых ответов. Через каждые два часа ее водили в церковь и заставляли слушать бесконечные молитвы, не представлявшие для нее ни малейшего умственного интереса. Окружавшие ее монахини, приученные к слепому повиновению, дошли до полного отупения или были воодушевлены религиозным фанатизмом; кроме того у них были различные занятия в монастыре и вне его; но несчастная Маддалена не в состоянии была выносить томительное однообразие этой жизни.
Сначала она решила не покоряться ни в каком случае, хотя бы ей пришлось провести всю жизнь в монастыре; но так как это не соответствовало желаниям её родителей, то настоятельница еще более усилила её религиозные обязанности. Кроме того, запрещены были какие-либо облегчения и даже всякие дружеские изъявления со стороны монахинь, так что Маддалена целыми днями не говорила ни единого слова.
Это была медленная пытка, которая через несколько дней вернее привела к цели, нежели минутные физические мучения. Маддалена дошла до такого угнетенного душевного и умственного состояния, что настоятельница сочла возможным написать родителям, что дочь их смирилась и готова исполнить все, что они от нее потребуют.
Затем следовала торжественная сцена: Лоренцо и Клара явились в монастырь за своей дочерью. Монахини собрались в монастырской столовой; настоятельница привела Маддалену к нетерпеливо ожидавшим ее родителям. Лоренцо спросил дочь: намерена ли она покориться их воли и выйти замуж за Франческо Чибо? Наступило довольно продолжительное молчание. Сердце несчастной девушки еще раз возмутилось против ненавистного брака; отчаяние и чувство полной беспомощности овладело ею. Глаза её, наполненные слезами, на минуту остановились на безучастных физиономиях монахинь и на неподвижном лице настоятельницы; затем она снова взглянула на своих родителей. Их лица выражали томительное ожидание, мольбу и вместе с тем какую-то неумолимую безжалостную жестокость. Маддалена не отличалась сентиментальностью, которая была почти немыслима у девушки такой знатной фамилии в те суровые времена; но до сих пор она была уверена, что родители любят её и желают ей счастья. Теперь ей пришлось убедиться, как безумны были её надежды, что ей позволят устроить жизнь по её собственному желанию и влечению сердца. В эту минуту единственная дочь Лоренцо Медичи, которой все завидовали, охотно променяла бы свою участь на участь беднейшей девушки Флоренции.
Мысль о бегстве на минуту промелькнула в её голове; но где может она найти сколько-нибудь надежное убежище? Из её глаз полились горькие слезы; она бросилась с судорожным рыданием на грудь матери. Безвыходность положения, заставила ее решиться на ненавистное замужество; но в эту минуту навсегда поблекли розовые надежды её молодого сердца, как цветы, побитые ледяным северным ветром. Одному небу было известно к чему приведет ее этот брак: будет ли она искать забвения на стороне в непозволительных сношениях, или дойдет до ожесточения и станет мстить нелюбимому мужу за испорченную жизнь злыми выходками и капризами?
Таким образом нельзя было ожидать дальнейшего сопротивления со стороны молодой девушки; но тем не менее встретились непредвиденные препятствия к предполагаемому браку. Хотя сношения между домами Медичи и Пацци были окончательно порваны и Маддалена должна была отказаться от своей романтической привязанности к Пьетро Пацци, но она искренно радовалась при мысли, что будет избавлена от брака с Франческо Чибо.
Дружба Лоренцо Медичи с неаполитанским королевским домом получила еще большую прочность в продолжении года. Самолюбие Лоренцо было в высшей степени польщено тем уважением, какое выказывал ему неаполитанский король не только, как представителю республики, но и по отношению к его собственной личности. Но само собою разумеется, что король Фердинанд в данном случае руководился своекорыстными целями, потому что союз с Лоренцо Медичи имел для него большую цену.
Он властвовал в своем государстве, как неограниченный тиран и настолько восстановил против себя высшее неаполитанское дворянство, что оно возмутилось против него. Решено было провозгласить королем его второго сына Федериго, потому что наследный принц Альфонс заслужил общую ненависть. Между тем принц Федериго, хотя и осуждал жестокость своего отца, но никогда не согласился бы встать во главе бунтовщиков, которые нашли поддержку не только в Венеции, но и у папы.