Учитель вранья

А потом учитель вранья стал испытывать двухмильные шлёпанцы. Он велел Тиму с Таськой убегать, а сам пробовал догнать их тремя прыжками. И первый прыжок у него действительно выходил таким громадным, что он догнал бы их уже со второго, но не успевал. Потому что на втором прыжке шлёпанец всё время сваливался то с одной ноги, то с другой, и дети с визгом разбегались.

– Надо будет верёвочкой подвязать, – сказал учитель вранья. – В другой раз. Договоримся так: до завтра вы будете ждать от меня известий, приказаний и всяких домашних заданий. Но помните уговор: обо мне никому ни слова. Особенно этой вашей… как вы её зовёте?

– Скуке Зелёной.

– Да, особенно ей. Встречаться будем только тайком, так надо. А если вы случайно увидите меня на улице, делайте вид, будто видите меня в первый раз. Понятно?

– Понятно! – сказали Тим с Таськой.

– Тогда скорее домой. Эта ваша… забываю, как зовут… небось уже по всему посёлку вас ищет. А мне пока нужно кое-что записать.

Дети ушли. Учитель Вранья взял тетрадь в клетку, открыл на чистой странице и написал сверху заголовок:

История вторая. По ступенькам

Обломанный гребень

Скуку Зелёную… то есть по-настоящему тётю Лену, Тим с Таськой встретили по дороге. А можно сказать, что это она их встретила. Так будет, пожалуй, вернее. Потому что она часа два искала их по всему посёлку и уже собиралась бежать в милицию – заявить о пропавших детях.

– Где вы были? – спросила она голосом, явно предвещавшим слёзы.

Тим и Таська ждали, что их будут ругать, но от этого беспомощного жалобного голоса так растерялись, что вдруг позабыли уже приготовленное замечательное враньё. Да оно и не понадобилось – тётя Лена не стала дожидаться ответа.

Ей слишком много надо было высказать самой:

– Ведь предупреждала же, ведь просила не оставлять вас на меня. Говорила же, что не умею. И даже не объяснили, даже не сказали: может, вам так разрешается – пропадать чуть ли не до вечера.

Тиму и Таське прямо стало её жалко. Мама и папа просто наказали бы их за такое гулянье. А тётя Лена, оказывается, не знала, можно ли их наказывать и как. Она боялась сделать что-то неправильно…

– И вообще, мне надо к экзаменам готовиться, – добавила она уже другим голосом, скорее сердитым, чем жалобным. – А не ходить вас разыскивать. Вот провалюсь из-за вас…

Тут Таське стало интересно.

– Как это провалишься? – спросила она.

– Как обычно проваливаются. На экзамене, – ответила тётя Лена и посмотрела на Таську взглядом, который, очевидно, говорил: девочке, которая так провинилась, лучше бы помалкивать и не задавать лишних вопросов. Да ещё таких глупых.

Но Таська этого не поняла.

– А что такое экзамен? – спросила она.

Тётя Лена вздохнула. В этом вздохе было возмущение, потому что она собиралась продолжить совсем другой, воспитательный разговор. И в то же время она уже на тяжком опыте поняла, что от этой девочки так просто теперь не отделаешься. Поэтому она терпеливо ответила:

– Экзамен – это когда тебе задают вопросы, а ты должна правильно ответить.

– А кто задаёт? Учитель?

– Вроде учителя. Но в институте он называется по-другому.

– Профессор, – вставил Тим.

– Почему профессор? Нет… А может, и профессор, – неуверенно сказала тётя Лена.

Про институт она сама, видно, не очень точно знала.

– С бородой? – обрадовалась Таська.

– Почему обязательно с бородой? – не поняла тётя Лена.

Но Таська этого объяснять не стала.

– Профессор, с бородой, и больше всех знает, – уверенно сказала она. – Ещё бы не больше! Ему на этом экзамене каждый что-нибудь расскажет. Надо только запоминать.

Тётя Лена посмотрела на неё и ничего в ответ не сказала.

Они молча шли к дому. Был тёплый вечер. Пахло цветущей сиренью, и небо с одного краю было сиреневого цвета, а с другого ещё немного освещено. Зажглись фонари на столбах, в конусах жёлтого света под ними светилась и плясала, как снежинки, мошкара.

Вечерние мотыльки кружились и вокруг лампы на веранде, где тётя Лена усадила их ужинать. Сама она есть не стала.

– Ничего, – сказала, – не хочу. И есть не хочу. И в институт поступать не хочу, – добавила она вдруг.

Дети посмотрели на неё с интересом и принялись за еду. На ужин была рыба, которую они вообще-то не любили из-за множества мелких косточек. Но от голода или от задумчивости Таська расправилась с ней быстро, почти незаметно. И даже ни разу не подавилась.

Тим был тоже задумчив – он перебирал приключения прошедшего дня. Но от задумчивости, наоборот, забывал есть, хотя был голоден не меньше Таськи. Только едва-едва ковырял вилкой рыбий хвост.

– Почему ты не ешь? – заметила тётя Лена, и голос её опять звучал не сердито, а жалобно и огорчённо. – Я что, невкусно сготовила? Ешь, пожалуйста. Рыба очень полезна. Для мозга. В ней, говорят, много фосфора.

– Фосфора? – заинтересовался Тим. – Это который светится в темноте?