Учитель вранья

Самым странным ему потом казалось, что боли он при этом совсем не почувствовал. Углы ступеней прикасались к его бокам – или, можно сказать, он прикасался к углам ступеней боками, спиной, коленями и даже затылком, – но так, как будто в самом деле был резиновый и ничего при этом не весил. Он только прикрыл глаза и пытался на лету зацепиться за что-нибудь руками.

Потом он даже не мог сказать, сколько времени скатывался так по ступеням – всё дальше, всё дальше. Ему казалось, что долго, очень долго. Он успел даже подумать: не могла же лестница быть такой длинной. Он видел её днём, когда заглядывал в щель, – там было ступенек шесть-восемь, не больше. Или она продолжалась ещё за вторыми дверями, которые сейчас оказались открытыми? Он всё катился и катился, как будто летел во сне, переворачиваясь, закрыв на всякий случай глаза и чувствуя лишь прикосновение к телу безболезненных углов и выступов. Слышался непонятный звук и стук, будто разлетались в стороны, перезваниваясь, пустые бутылки или банки. «Здорово едет», – сказала одна. «Без зонтика», – отозвалась другая лёгким стеклянным голосом. Наконец падение прекратилась и стало тихо.

Учёный

Когда Тим открыл глаза, оказалось светло. Как будто он незаметно проспал ночь и проснулся уже днём.

Но удивился Тим сначала не этому. Прямо перед собой он увидел большое увеличительное стекло, а за ним огромный немигающий глаз.

Потом глаз мигнул огромными ресницами. И Тим понял: это его кто-то рассматривает через увеличительное стекло. Тут же он увидел второй глаз и всё лицо взлохмаченного бородатого человека. Волосы у него торчали в разные стороны, как прутья, вставленные в дырки. Непонятно, как держалась на этих волосах круглая красная шапочка, похожая на кулёк. Наверно, была пришпилена булавкой.

– Очень интересно! – сказал лохматый человек и покачал волосами. – Просто удивительно! Какое сегодня число?

Тим попытался вспомнить, но сразу не смог. Однако лохматый вовсе и не ждал от него ответа, он говорил сам с собой:

– Нет никакого сомнения: сегодня половина двенадцатого. Да, половина двенадцатого июня. Или, иначе говоря, одиннадцатое июня с половиной. Впрочем, как всегда. Потому что одиннадцатое июня осталось позади, а двенадцатое ещё впереди. Правильно я рассуждаю? Конечно, правильно. Впрочем, как всегда. А сколько, интересно, у нас часов?

Тим знал, что так спрашивать неправильно. Надо спрашивать: «Сколько времени?» или «Который час?» Но он и этого сказать не успел – человек уже отвечал сам себе:

– Десять часов. Ровно десять. Впрочем, как всегда. У меня всегда десять часов. Пересчитаю на всякий случай. – Он вытащил из широченных карманов две гирлянды часов на цепочках. Часы были большие и маленькие. Тиму показалось, что на некоторых не было даже стрелок. – Раз, два, три… – начал считать лохматый, – девять, десять. Да, всё сходится. Что ж, так и запишем. Запишем так: сегодня, в половине двенадцатого июня, в десять часов, как и ожидалось по моим научным расчётам, прямо на Астрономическую поляну упала комета необычной формы…

Тим ничего не понял, только догадался, что человек перед ним – Учёный. Он приподнялся и увидел, что лежит на траве посреди зелёной поляны. Рядом стояла тренога, на ней длинная труба, уставленная в небо. Телескоп, наверно.

– Здравствуйте, – сказал Тим.

Учёный как стоял, так и сел на траву.

– Вот это да! – вымолвил он. – Говорящая комета!

– Вы про меня? – не понял Тим. – Какая же я комета? Я человек.

– Действительно, – сказал Учёный, – удивительное сходство! Ну и ну! Хоть пой, хоть стадай! То есть я хотел сказать: хоть стой, хоть падай. Никто ещё таких комет не открывал, я первый. А ведь я тебя давно предсказал. Я вычислил математически, что ты упадёшь именно сюда, именно в этот день и в этот час. Ай да я! Так я тебя и назову: комета Айдая. Неплохо звучит?

– Не знаю. У меня уже есть имя.

– Есть? Откуда?

– От папы с мамой. Меня зовут Тим. Можно Тимофей.

– Тимофей… Нет, Тим лучше. Но ещё лучше – Айдая. Обычно кометы называют по имени открывателя. Ну ладно, для такой особенной, говорящей кометы можно сделать исключение.

– Да что вы, в самом деле! – Тим начал уже сердиться. – Посмотрите, вот: у меня же руки, ноги, голова.

– То-то и замечательно! – ответил Учёный. – На тебя сбегутся смотреть все аристанские учёные, профессора, академики и даже студенты. Мы поместим тебя в музее, под специальное стекло.

– Ага, под стекло, – фыркнул Тим. – Ждите.