Учитель жизни(СИ)

- Учитель... Комиссия была из Сосновска. Детей у меня отнимают! Всех семерых. Прав меня лишают! За что? Я для них только и живу. Вся моя жизнь в них. Я их люблю, они меня любят. Как узнали - ревмя все ревут. И старшая, Маша, ревет. Ее же в интернате затравят. В школе травили, а уж в интернате - подавно. Я знаю, какие там законы. Волчьи! А у ней сердце мягкое, нежное. А что с Ванюшей будет?

- Нормальные в интернате законы, - буркнула вдруг Оксана. - Просто не надо себя в обиду давать.

- Это соседки доносы на меня писали. Мол, пью, деньги пропиваю. Мол, дети голодные. Неправда это! Ну, бывает, выпью. Но не часто же. И выпив, о детях не забываю. Они-то куда больше моего пьют! Нищета, мол, у нас. Ну, бедно мы живем. Зато дружно. За что они меня не любят, презирают? Что я им сделала?

Волков встал, взволнованно прошелся по избе, снова сел и заговорил:

- Женщины, подсознательно, может быть, воспринимают каждую многодетную мать как укор их совести. Они не решились иметь много детей, испугались трудностей. А многодетная мать не испугалась. То есть получается, что она выше их. Вот это ей и не могут простить... Вами восхищаться надо!

- Учитель! Вы так говорите, потому что вы мужчина, - робко, даже нежно, возразила Ира. - Каждые роды для женщины - мука и смертельный риск.

Волков на миг растерялся. Ира это заметила, и лицо ее стало виноватым и испуганным.

- Я ни в коем случае не осуждаю женщин за то, что у них мало или совсем нет детей. Не имею права. Просто хочу, чтобы к таким вот матерям, - он посмотрел на Настю, - относились с уважением. - Он помолчал. - Никогда в истории не нависала над русским народом такая страшная угроза, как сейчас. Ни при монголо-татарском нашествии, ни при фашистском. Это угроза вымирания. Численность русских сокращается. Простого воспроизводства нет: слишком низкая рождаемость. - Волков снова взглянул на Настю. - А вы семерых родили. Без мужа. Нельзя вас родительских прав лишать! Для ребенка главное - родительская любовь. Это важнее бытовых условий, важнее всего остального. Неизмеримо важнее! Как чиновницы, которые так горазды прав лишать, этого не понимают. Ведь они сами, наверно, матери. Должны бы понимать. Почему у них сердца такие... такие глупые?..

- Был у нас в интернате один - Вован Мелкий... - прервала Волкова Оксана. - Его при живой мамаше поместили, алкашке. Говорил, дома иногда и хавать нечего было. А он все рано к ней убегал постоянно!

- Ну вот пожалуйста! - воскликнул Волков. - Я съезжу в Сосновск, попробую их переубедить.

- Вот спасибо, Учитель! Богу буду за вас молиться!

- Американцы считают самым бестактным вопросом вопрос о доходах, - вмешалась в разговор Даша. - Но я все же спрошу. Вы признаете, что бедно живете. Но вы же деньги за детей получаете. И немалые, я думаю.

Настя вздохнула.

- Получаю. Я их откладываю. На всем экономим: на еде, на одежде.

- На что откладываете?

- На операцию. У Вани рак нашли. А ему шестой годок всего. Врачи говорят: нужно вести в Красноярск, сделать операцию. А она сорок тысяч стоит. Баксов.

- И много уже накопили? - допытывалась Даша, привычно, профессионально подавляя упреки совести в бесцеремонности вопросов.

- Да откуда много! Я и за десять лет не накоплю. - Голос Насти дрогнул.

Ира вдруг встала, показала на слова Хааза и с волнением заговорила:

- Я всегда смотрю на этот плакат с чувством вины. Я-то не то что не спешу, а вообще никакого добра не делаю. Учитель! Вы говорили, что те деньги, которые я привезла, пятьдесят три тысячи, остаются моими, что я в любой момент могу распорядиться ими как захочу. Не так ли?

- Конечно, Ира.

- Тогда я отдаю сорок тысяч на операцию!

Тетя Настя разинула рот и уставилась широко открытыми глазами на Иру, словно не веря своим ушам.

- Ты это твердо решила, Ира? - спросил Волков.

- Да, Учитель.

- Ну что ж, я приветствую твое решение. Очень похвальное намерение! Сейчас я принесу деньги.

Он взял совок и ушел. Женщина со слезами на глазах стала благодарить Иру. Хотела даже упасть перед ней на колени, но Ира ее удержала. Глаза Иры светились. Чувствовалось, что она очень довольна своим поступком.

Волков вернулся через десять минут. Он был растерян и расстроен. Смущенно, не выпуская совка, развел руками.

- Денег нет. Кто-то их взял.

- Как нет, Учитель? - воскликнула Ира.

- Нашел лишь осколки банки, закопанные.

Девушки посмотрели друг на друга. Юля особенно подозрительно взглянула на Аню, а Оксана - на Дашу. Той стало не по себе от этого взгляда. Женщина недоуменно и разочарованно переводила глаза с Иры на Волкова и обратно, как бы спрашивая, не сыграли ли с ней злую шутку. Наконец, попрощалась и ушла.

- Может, Семеныч взял? - заметила Оксана.

- Не мог дядя Леня взять! - горячо возразила Юля.- Он всегда говорит, что обязан Учителю до гроба.

Волков ушел к себе. Аня принялась хлопотать у печки. Попросила принести воды.

- Воды принеси, поэтесса! Твоя очередь, - пренебрежительно бросила Оксана.

Юля надменно вскинула голову.

- Не смей со мной так разговаривать!

Оксана только фыркнула. Даша и Юля взяли ведра и пошли за водой.