Каким-то образом Эльза догадывалась, что ее талант состоит не в том, чтобы вычерчивать аккуратные линии, а в том, чтобы наносить на холст краску, создавая картины, вся суть которых – в щедрых, густых, энергичных мазках. На первом этаже жила старая Ивагда, вдова, чей муж умер молодым, оставив ее с двумя сыновьями, которые еще несколько лет назад покинули родной дом и переехали в Будапешт. Ивагда работала косметологом в домах обеспеченных женщин, христианок и евреек, и, как она пояснила семилетней Эльзе, вела «беспощадную войну с произволом старости»: морщинками, жировыми складками – словом, со всем тем, что женщина считает нарушением мирного и безмятежного существования. Ивагда утверждала, что женщины боятся не смерти, которая в любой момент может постучаться в дверь, а перемен – им сложно принять жизнь как процесс, как метаморфозу. «Перемены пугают, а знаешь почему? Потому что нарушают гармонию», – сказала она и строго взглянула на Эльзу из-под причудливых очков, которые блестели у нее на переносице; лоснясь от кремов, она колдовала над варевом из яиц, авокадо, йогурта, лимона и оливкового масла, которому вскоре предстояло переместиться на лица городских энтузиасток. Оставалось загадкой, как это хрупкое создание, ютившееся в скорлупе своего тела, словно в и´глу, стало провозвестницей юности в Коложваре; как будто несомая ею благая весть нуждалась в доказательстве от противного, как будто посланница должна была раз за разом приносить свое тело в жертву какому-то немыслимому, почти комичному ритуалу; и все же Эльза усвоила от Ивагды, что все жизненные перемены неизбежно наталкиваются на упрямый консерватизм людей, которые не понимают, что мудрость связана с памятью; людей, не желающих двигаться вперед, боящихся своей природы, той силы, которая в конечном итоге обезобразит их лица, изобличит, победит их и уничтожит. «Но так или иначе, от этого зависит мой доход, – заключила Ивагда и шлепнула Эльзу по заду. – Поэтому грех жаловаться».
Поскольку Эльза, которая теперь стала Эльзой Вайс, и ее отец не работали в государственной системе образования, им удалось удержаться на своих местах. Эрик управлял семейным магазином тканей. Как и другие убежденные сионисты, в происходивших событиях он усматривал знак одностороннего движения и вместе с Яном пытался уговорить Эльзу и ее родителей эмигрировать. Родители твердили, что им нужно время подумать, что следует избегать поспешных решений и внезапных перемен. Они предпочитали подождать, «посмотреть, что будет завтра». Эта фраза, которую они твердили каждый божий день, поддерживала их, как будто следовало лишь запастись терпением, как будто сегодняшний день и завтрашний связаны невидимой, но очевидной нитью. Они выбились из сил. Эльза собиралась остаться подле родителей.