Учитесь плавать (сборник)

— Это обычное дело, — жестко заговорил Котов, — успокаивать не буду, не в детском садике сидим. А что касается члена — зачем он тебе, что ты так трясешься о нем?

— Зачем, — Толик задумался.

Котов продолжал.

— Не привык видеть себя без члена? Привыкнешь, «ко всему-то, подлец человек, привыкает!» И заметь, это всего лишь сон, в жизни-то он на месте?

Толик потрогал под столом член и остался доволен.

— На месте.

— Ну вот и славно, — Котов привстал, давая понять, что разговор закончен.

Толик испугался.

— Ты же мне ничего не сказал. Хочешь, еще сбегаю?

— Вот это уже деловой разговор, беги.

Нинка, увидев его, хмыкнула.

— На третьей разговоришь, раньше и не пытайся.

Толик послушался и вернулся с двумя бутылками водки. Котов, выставляя нехитрую закуску, пробурчал.

— До ночи собрался тут сидеть? Будто у меня других клиентов нет?!

— Говори, что знаешь! — потребовал Толик.

— Разве можно серьезно говорить с тобой, ты же дитя малое? Отвечай: зачем тебе член? Ребятишек рожать? Вот, девичья игрушка! Или бабам свою силу показывать? Да, по сравнению с любой из них, ты сморчок и показывать ничего не надо. Так зачем он тебе? А у матери и вправду надежней сохранится, — Котов быстро тяжелел от выпитого.

Папиросный дым стелился по столу к окну. С улицы доносился шум машин и глухие голоса. Сумрачно стало на душе у Толика. Но как ни крутился он мыслями о члене, а выколотить из себя толком ничего не мог.

— Это правда, мужская мощь в корне, — подытоживая невысказанное, сказал Котов, — большего пока не требуй, не спрашивай. Ответишь сам себе на вопрос «Зачем?» тогда приходи, что напрасно воду в ступе толочь. Разве я помощник тебе или кто другой? Ну скажи я тебе сейчас, разве ты сделаешь правильно? То-то.

И, уплывая в царство Морфея, напоследок поинтересовался.

— А до этого что снилось?

— Так, дерьмо всякое, ничего существенного.

Котов усмехнулся.

— Дерьмо! Оно тоже существенное, ничего-то ты не понимаешь, — и, помыкавшись лицом по книге, уснул.

Толик сидел злой и абсолютно трезвый, водка его не брала. «Поговорили, — подумал с тоской, — о чем? Издевается надо мной..». Он решил никуда не уходить, а дождаться утра, «или когда он там глаза продерет» и до конца выпытать положенное за три бутылки.

Побродив с часок по огромной, пустой квартире, Толик прилег на диван отдохнуть. Закрыл глаза и тут же уснул.

Перед ним колыхалось безбрежное море. Волны, смешанные с солнцем, катились к берегу. Плюхались в песок и скакали брюшками кверху серебряные рыбки…. Ни души кругом. Дикая первобытная радость природы! Первый вселенский день! Толика распирало от гордости, он ощутил себя одинокой перелетной птицей на вершине скалы. Вдруг взгляд остановился на женщине, спускавшейся по крутому холму. Широкая ложбина, основанием выходящая к морю, разделяла их. В одежде, в повадках легко угадывалась современная горожанка. Немолодая — каждый шаг давался ей с трудом. Толик недовольно провожал ее взглядом: она омрачала пейзаж, словно бородавка на гладком лице. Неожиданно она скинула одежду. И, Бог мой, что предстало его взору! Безобразные складки опоясали ее, все клокотало под тоннами перекатывающегося жира. Неслыханных размеров груди колыхались вместе с животом, дрожали колени, и вся эта чудовищная масса уплывала вниз, к растоптанным под ее весом ступням. Ничего подобного в своей жизни Толик не видел. В ужасе он хотел отвернуться, но вдруг заметил, что тело женщины распадается. С каждым шагом огромные куски мяса оставались на траве. Она, казалось, ничего этого не замечала, и, тупо глядя под ноги, продолжала спуск. Но поступь ее становилась легче, и вся фигура преображалась. Фантастическая мысль, что это Ева, заточенная миллиарды лет в безобразное женское тело, кристаллизуется и рвется наружу, пронзила его. Не в силах более оторвать глаз, расправил крылья и слетел к берегу. Блистательная вакханка бегом устремилась к морю, прыгнула и поплыла на волнах вверх лицом. Она была отличной пловчихой, и Толик едва поспевал. Монументальность исторической фигуры только ускорила развязку. Блестящими крыльями птица чиркнула по груди и сжала девушку в объятиях. Совокупление было мгновенным и ослепительным. Но в тот самый миг, когда он готов был воспарить и крикнуть хвалу Небу, она жестоко схватила его за горло и разорвала в клочья крылья. Среди волнующегося моря раздался ее вполне человеческий хрипловатый голос: «Мой. Никому не отдам, слышишь!» Толик узнал его и затрепыхался, словно в охотничьих силках, закричал в отчаянии: «Убью, сука!» Но воды сомкнулись над их головами, и крик потонул в глубине.