Читаем Учитесь плавать (сборник) полностью

Еще ему хотелось Лидочку защищать, такая она была маленькая и нервная. После рабочего дня он зашел за ней. «Папа», — девочка вертляво бросилась навстречу и повисла на локте. Они устроились в тенистой беседке убогого, умирающего в городской копоти, сада. Толик воровато огляделся и посадил Лидочку на колени. Тонюсенькой попкой она крутилась на взволнованном члене и поедала мармелад из его рук, что небесная птичка. «Мне неудобно!» — закапризничала она и соскочила с колен. Увидев проступающий под брюками член, засмеялась, схватила ветку с земли и начала озорно хлестать его к выходу, как застоявшуюся скотину. Уговаривая быть с ним поласковей, Толик замирал под легкими ударами… Лидочка вдруг приблизила к нему взрослое некрасивое лицо.

— Не слушается, не порядок это…я вот проучу его!

Наказания каждый раз, как две капли воды, походили одно на другое. Лидочка, грызя ноготь, строго смотрела в одну точку минуту другую, а потом, освободив одежду, силком выпихивала член наружу.

— Ничего не получишь сегодня, н-и-ч-е-г-о.

Толик пуще всего пугался этого, представляя «н-и-ч-е-г-о», как тотальное умерщвление и полное ничто.

— Как ты смеешь? — шептал он.

— Что? — хохотала Лидочка, — я тебя породила, я тебя и убью, бороться с твоими выкрутасами некогда…

Толик сдавался, умолял о пощаде, клялся, что в следующий раз этого не повторится.

— Так-то лучше, — Лиданька засасывала член в глотку и по-жабьи пучила глаза. Толик же томился ожиданием чего-то сущего, чему и названия на человеческом языке не было.

«Все прах, все прах:» — кружилось в голове.

Наконец, не в силах справиться с наваждением, он бросился просить помощи у известного мага. Найти его было не трудно.

Большая, в два окна комната, с низу до верху была наполнена книгами. Они стояли на полках, валялись на полу, диване, столе, везде. Толик просмотрел корешки — все не по-русски. Машинально прихватил в ожидании хозяина одну со стола, наконец-то: «…речь двуобразна — правдива и лжива..».

— Э-э-э, милый друг, — перед ним стоял в одних трусах хозяин квартиры, Михаил Котов, — положи-ка, где взял.

Толик бросил книгу на место.

— Здравствуйте, я к вам.

— К кому же еще? Никого больше нет, — Котова потрясывало, — ну-с, с чем на этот раз?

Толик удивился.

— Другого раза не было, я тут, извините, впервые.

— Понятно, с правилами не знаком, но я тебя насквозь вижу, пустой, значит, заявился…но это поправимо, поправимо, — Котов неизвестно чему обрадовался, натянул на голое тело пиджак и тренировочные брюки, — деньги при себе есть?

— Конечно.

— По дороге объясню, — толкнулся к выходу. Под мелким, моросящим дождем Котов съежился и, подняв воротник пиджака, посмотрел на небо.

— Погодка что надо, все демоны спустились на землю.

Они пересекли дорогу и вошли в продуктовый магазин.

— Ниночка, — Котов, видимо, был с продавцом накоротке, — одну беленькую.

Дебелая провинциальная тетка мутно посмотрела перед собой и потянулась к бутылке.

— Начинается, едрена мать, в кредит не дам, не проси.

— Какой кредит, душечка, денежный дождь на дворе, — кивнул на Толика.

У выхода из магазина Котов рванул зубами серебряную пробку и опрокинул бутылку в рот. Отпив грамм сто, вздохнул легко.

— Ну, как говорится, с утра начал…, так с чем пришел?

— Работать будешь или пьянствовать? — взбесился Толик, — я к тебе, как к человеку, — вырвал бутылку и тоже отпил порядочно.

— Ничего не скажу. Не приходи больше, — обиделся Котов.

Толик сдержался.

В комнате Котов расчистил на столе место и принес стаканы.

— Давай знакомиться. Михаил.

— Анатолий, — Толик уже почти не верил, что Котов поможет. Тот гоношился рядом — худой, среднего роста мужчина лет 45. Вертикальные морщины бороздили впавшие небритые щеки, редкие кучерявые волосики висели грязными сосульками, и во всем его облике наметилась какая-то неприятная торопливость, словно он бежал от собеседника со всех ног. Толик же, напротив, не спешил уйти: две вещи в Котове останавливали его. Это руки, что колдовали поверх стаканов. «Руки музыканта», — определил он, разглядывая красивые, длинные, с крупными венами кисти. И глаза. Слишком горячие, чтобы пройти мимо.

— Рассказывай, — Котов, потирая ладони, смотрел перед собой.

Толик поведал все, начиная с той злополучной ночи, когда мать впервые появилась. Заканчивая рассказ, он переживал необыкновенное внутреннее напряжение, словно перед схваткой с могучим, бурлящим потоком. Не утаивая ни одной из тех мельчайших подробностей, что сотрясали его при одном лишь воспоминании, Толик вновь неминуемо приближался к оргазму. Так и случилось бы, если бы Котов вовремя не остановил его.

— Интересный случай. Только я не понял, что тебе, собственно, не нравится?

Толик обалдел.

— Как что? Смеешься, мать все-таки.

— Ну и что, тебе хорошо с ней?

— Хорошо, от этого и плохо.

— Не бывает так, — Котов холодно, как постороннему, протянул стакан, — все просто, как в аптеке: если хорошо, то хорошо, а если что-то мучает, то уже не хорошо. Может, тебе позу сменить?

— Издеваешься? А член, который она себе захапала? — завопил Толик.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза