Но куда же тогда выкинуть сомнения в каждом новом прожитом дне и в том, что они делают? Что происходит с их Семьей? А если он не один такой? А если таких вообще много? Если он сумел скрыть своё странное состояние, то наверняка и другие могли бы поступить точно так же. Неужели никто не видит, что Семью изнутри разрушает какая-то странная болезнь… Какой-то невиданный дурман, заставляющий пусть пока и не всех, но похоже уже и не одного члена семьи сомневаться и отступать от своих обязанностей в самый ответственный момент.
Ему сильно повезло, что его сомнения не достигли этой критической точки раньше. Иначе он мог бы сам по своей воле прервать тот эксперимент с Алмой Кармой, и кто-нибудь наверняка ощутил бы это, догадался.
Мудрость передернуло.
Хотелось побиться об стену. Просто встать и начать биться.Сильнее, сильнее, пока не проломишь себе череп. К сожалению, для него смерть была непозволительной роскошью, но иногда у Мудрости в голову лезла мысль о том, что надо немедленно во всём повиниться.
Вдруг ему смогут вправить мозги на место?
А может прав именно он? Это тоже было странно. Вдруг действительно ошибается большая часть семьи? Вдруг в этом есть хоть какой-то смысл? Не могли же эти странные изменения произойти просто так, спонтанно?
Может быть, и могли, а может быть, и нет.
Так уж получалось, что Нои были постоянно связаны друг с другом. Как заметил Граф, они здесь для того, чтобы защитить его и помочь воплотиться его планам. Все Нои из поколения в поколения были полностью преданы только Тысячелетнему Графу. Все Нои всегда знали, для чего они существуют. Это всегда было прозрачно, ясно и очевидно. Иногда случались странные эксцессы, но о них быстро и с облегчением забывали.
Так было всегда. Так было раньше.
Мудрость всё-таки остановился. Тяжело вздохнул, попытался расстегнуть пуговицу на рубашке и вспомнил, что уже расстегнул во время прошлой остановки и вздыхания. И что останавливался он уже так раза три или четыре, и рубашка расстегнута наполовину.
Он всегда считал, что неплохо, почти лучше всех разбирается не просто в людях, но и остальных своих братьях и сёстрах. Но теперь он ничего не мог понять о самом себе. Интересно, возможно ли, что это какая-то разновидность безумия?
Вайзли постучал о стену полусогнутым указательным пальцем, пытаясь опять определить, после какой части стены он остановился: деревянной, или же каменной? Раньше тут были арки по всему периметру большого зала, а теперь они были заделаны этим деревом. Почему так было сделано?
Мудрость попытался вспомнить, но вспоминания о прошлой жизни были покорёжены до неузнаваемости. Вроде бы, эти повреждения произошли из-за убившего их Четырнадцатого Ноя. Вот только теперь об этом точно знали лишь Тысячелетний и Мечта. Всего двое из всей семьи, правда, у Мудрости были некоторые сомнения насчёт кое-кого ещё, но он не знал, стоит ли им верить. Это было что-то вроде предчувствия, возможно, он наткнулся на того, кто сможет всё объяснить?
Или же этот «кое-кто» на самом деле зачинщик всего происходящего и главный виновник?
Часы пробили семь вечера.
Обычно Граф предпочитал собирать всю семью на более поздних вечерах, часов в одиннадцать. Чтобы сразу же после этого иметь возможность погнать всех спать, как каких-то детишек малых.
Мудрость улыбнулся при воспоминании о тех прошедших днях. Тогда всё было по-другому.
Откуда этот семичасовой ужин, откуда этот истерический смех у Графа и странное, предвзято безразличное отношение ко всей семье? Он пытался шутить, вести себя как прежде, но Мудрость в каждом движении и обращении Главы ощущал, что на самом деле Граф всё больше воспринимает их только как оружие, как собственную защиту.
И подобное отношение не коснулось только Роад, которая была с ним дольше, чем кто-либо другой.
Может это правильно, подходя к критической точке этой войны настраиваться только на неё, может быть, Мудрость действительно сдаёт позиции…
Может, он обязан был рассказать обо всём ещё тогда, когда впервые спустился в дальние комнаты и обнаружил, что их жилец спокойно разгуливает на свободе?
Большой, наполненный светом обеденный зал был уже почти полон. Кажется, ждали здесь сегодня только его. Как обычно стол, но теперь прямоугольный, как обычно стулья вокруг, довольно странная сервировка, для каждого только то, что он любит. Мудрость упал на первое попавшееся место и ту же чуть ли не вскочил, как ошпаренный, наткнувшись на сосредоточенный, изучающий взгляд Правосудия. Молодой человек, который был человеком лишь отчасти, с трудом сглотнул образовавшийся в горле ком и отвернулся. При этом он едва ли не молился о том, чтобы у него было совершенно нормальное выражение лица для подобной ситуации, и он никак себя не выдал. Но как это не прискорбно, он вообще не помнил, как раньше чувствовал себя во время подобных ужинов, становясь объектом пристального наблюдения со стороны Правосудия.