— Так вот, Лави, — довольно молодая женщина, видимо недавно оказавшаяся на этой должности, нервно мяла угол папки с бумагами, которые сейчас размещались не снаружи, а внутри, — от того, что вы постоянно будете здесь, ваш друг из комы не выйдет.
И улыбнулась, хотя лучше бы этого не делала. Здоровыми её зубы точно не назовёшь, какие-то почти гнилые или просто слегка чёрные. Лави только отвернулся и вдохнул, готовясь снова произнести речь, которая отпугнёт от него персонал до следующего неудачного дня. Что же за память у них всех такая плохая?
Обидно, теперь все вокруг точно помнят, из-за кого сюда приходит «этот странный, подозрительный рыжий парень… лицо у него какое-то… с преступными намерениями». Слыша подобное за спиной, Лави хотелось уже подойти и как следует кому-нибудь врезать молотом.
И Юу поблизости уже давно не было. Юу вообще был непонятно где. И, возможно, это было и к лучшему для самого мечника, но вот Лави отчего-то тосковал. С Кандой было весело. Экстремально весело, но всё-таки весело. Других таких в Ордене нет, и не предвидится.
— Я уже объяснял, что мой друг состоит в организации, которая послала меня сюда, и теперь я должен за ним наблюдать до того момента, пока наши не решат, как именно его забрать, или до того момента… Кажется, его первоначальная версия речи со временем немного исказилась, но этого никто не заметил. Женщина просто замахала руками и попятилась. — Ну, если вам так надо… Да, ему так надо. И не надо так на него смотреть! Лави не нравилась не только эта больница, но и весь её идиотский персонал, который был насквозь неправильный и воспринимал его почти в штыки. Здесь не только за спиной перешёптывались, но ещё и осуждали его внешний вид. С одной стороны, в больницу заявляться таким ярким было действительно не дело, с другой стороны, может, он хочет кого-то подбодрить, а не испортить окончательно настроение, переключив его на окончательно похоронное! Впрочем, в последнее время на улице похолодало, начались дожди, и Лави стал приходить в более или менее строгой, тёмных тонов одежде, теперь вызывая ещё больше подозрительных перешептываний за спиной. Интересно, как Аллен со своими седыми волосами ещё никого не убил? Или это с ним самим стало что-то не так, ведь раньше он наверняка отнёсся бы ко всему этому с юмором, повернул все чужие догадки в комичную несуразицу и остался бы доволен сам и действительно поднял бы настроение другим. Играть выученную им роль так же хорошо, как и прежде, уже не получалось. Лави был слишком обеспокоен и пока что видел лишь один способ хоть немного побороть это назойливое ощущение, что всё слишком плохо, странно, загадочно, и что он сам оказался выкинут за борт во время штиля. А на самом корабле в это время разгорались нешуточные страсти, и было совсем не понятно, что именно ожидает судно: долгое плаванье, мель, неизведанные земли, страшные подводные чудовища или что-то другое. Лави оказался в стороне. И теперь, пытаясь заглушить голос всё ещё оставшейся у него в зачаточном состоянии совести, он нагло полез-таки под плащ и короткую крутку, вытаскивая оттуда конверт с тем самым письмом. Оглянувшись по сторонам и убедившись, что никто не смотрит в его сторону, Лави быстро распечатал конверт и вытащил тонкий бумажный лист, на котором аккуратным, мелким почерком было написано послание к Книжнику. Еще раз убедиться, что поблизости никого нет, прислушаться к почти неслышному здесь шуму, источник которого, кажется, находился этажом ниже, посмотреть в окно и примерно высчитать, сколько часов осталось до захода солнца. Решить, что, наверное, останется в этот раз ночевать здесь и.. Наконец-то погрузиться в чтение.
«Доброго вам времени суток, Уважаемый Книжник.
Правила хорошего тона настойчиво нашептывают мне необходимость не только поздороваться, но и поинтересоваться вашим здоровьем, положением дел и далее по списку, однако, полагаю, что, не представившись самому, делать это довольно странно. К тому же у вас не останется никакого обратного адреса, один мой многообещающий товарищ согласился отправить вам это послание, но это не значит, что я полностью свободен.
Наверное, я уже кажусь безумцем, не правда ли?
Но могу заверить вас, я в своём уме и в почти доброй памяти, хотя, если честно, то есть в моей жизни события, воспоминания о которых сохранились у меня довольно плохо. Но на стороне говорят, что сохраниться они не должны были вовсе. Так что думаю, что всё либо в норме, либо даже ещё лучше.
Пора переходить к делу, или хотя бы к некоторому невозможному описанию меня.
Мы знакомы. И не знакомы. Примите просто тот факт, что я вас знаю. А вы меня не совсем. Впрочем, не думаю, что это вообще верно говорить, что ты знаешь кого-то…
Люди довольно много интересного скрывают внутри, и увидеть всё просто нереально.