Хотя мой добрый знакомый, тот самый, который и пошлёт вам письмо, считает, кажется, иначе. И продолжая играть в эту игру с представлениями, в которую я действительно вынужден играть, я приношу вам соболезнования связи с гибелью вашего ученика…» — Чего? — Лави даже вздрогнул и оглянулся на этой строке, не понимая, что это могло значить. Впрочем, осознание пришло довольно скоро: до него у Книжника был другой ученик. Панда никогда не рассказывал, что с ним случилось, но, кажется, он был убит, возможно, убит Ноями, а ведь тогда они ещё не были так активны, как стали в настоящее время. Странно, это ведь произошло так давно. Может быть, это намёк на то, что этот человек знал Книжника очень давно? И знал довольно неплохо, знал, кто он и чем занимается, знал об этом ученике… Ладно, следовало посмотреть, что там ещё. «..И продолжая играть в эту игру с представленем, в которую я действительно вынужден играть, я приношу вам соболезнования в связи с гибелью вашего ученика, это действительно большая трагедия. И сейчас я говорю, то есть пишу, вовсе не о том, что он был молод и перспективен. Просто вы вложили в его воспитание и развитие столько сил, а он умер так внезапно. Точнее, был убит. Не знаю кем и, к сожалению, у меня есть пара равновозможных догадок… Моё нынешнее положение кажется мне почти унизительным. Так же приношу соболезнование по поводу вашего второго ученика, кажется, сейчас он взял имя Лави…» Лави снова оторвался от письма, хмурясь. Не было ведь у Панды другого ученика, который носил такое же имя, ведь так? «..Так же приношу соболезнование по поводу вашего второго ученика, кажется, сейчас он взял имя Лави. Я некоторым образом осведомлён о том, что он из себя представляет, и даже в настоящем положении могу предсказать большие проблемы с его обучением. Хотя, думаю, вы и сами отлично обо всём знаете, да и подобрать более достойного кандидата было бы слишком сложно. Впрочем, это всё не моё дело, и пишу я это здесь только для того, чтобы вы хотя бы немного заинтересовались этим письмом. Потому что в самом низу этого листа будут даны довольно элементарно зашифрованные… наводки на информацию, которая вас заинтересует. Я в этом уверен. Ведь как раз сейчас вы пытаетесь разобраться в войне с так называемым Тысячелетним Графом? Надеюсь, эта информация ещё и немного поможет вам. С сожалением констатирую тот факт, что не смогу встретится с вами лично, а мне бы хотелось. Впрочем, мне много чего бы хотелось, но обстоятельства диктуют совсем уж странные правила, которым волей-неволей мы вынуждены подчиняться. На этом, пожалуй, пора закончить это затянувшееся послание, прошу прощения. Я давно не писал писем и вот, сев писать, не заметил, как начал строчить обо всём сразу… У меня очень мало собеседников в последнее время. Впрочем, теперь есть мой знакомый. Так что надеюсь, у вас и в самом деле всё не так уж плохо, и надеюсь, вы задумаетесь о многом и о том, что теперь делать. Потому что лично я обладаю слишком малой частью информации для того, чтобы определить, кому именно надо дать узнать об этом. А потому, если вы решите рассказать об этом своему ученику, пусть он тоже много раз подумает, прежде чем сообщать хоть какую-то часть полученной информации, даже той, которая может показаться совершено несерьёзной. Я многое знаю, вы правильно подумаете так после того, как всё изучите. Но я не могу просто так обо всём рассказать. С моей памятью тоже не всё в порядке. Мне так хотелось бы найти истоки настоящего. Но я не знаю, как их найти, и возможно ли это. Эти фразы ничего вам не скажут, но они написаны только для меня. Для того, чтобы я помнил о том, что ещё надо сделать. Всё получилось неверно. Либо это я думаю и знаю, и мыслю в корне неверно. Моя маленькая катастрофа. Ах да, пока я не запутал всех окончательно, скажу напоследок кое-что... Не знаю, откуда это, но, наверное, смотреться будет довольно смешно: Во всём виновата утопия. Доброго вам здоровья, Книжник, и очень долгих лет жизни, боюсь, что вам потребуется очень много сил на воспитание достойной замены. Будьте осторожнее с визитёрами» Вот и всё письмо... Ничего слишком странного, если не считать самого письма. Если не считать тех бесконечных странных полунамеков, предложений, касающихся личности отправителя и автора… Информация, на которую указал этот тип, была на самом деле довольно неоднозначной, но, похоже, это был куда более старший и настоящий источник, нежели те, что использовались Орденом и Ватиканом. Хотя за Ватикан Лави отвечать не стал бы. Мало ли, может этот человек как раз оттуда, и там-то как раз всё знают? Лави так же не знал, с какой стати Книжник решил, что верен этот источник, эти записи, провалявшиеся чёрт знает сколько времени, чёрт знает в какой дыре до тех пор, пока на них не указали. Чистая сила в тех записях была чем-то странным. И делилась на неподконтрольную и контролируемую. Неподконтрольная была истинной, всё остальное было всего лишь жалкой копией, призванной запутать. Странно, анализируя эти слова, Лави сначала было решил, что оригинал это та сила, которая нашла своих экзорцистов, и что другая на самом деле не работает.. Но больше было похоже на то, что у экзорцистов как раз копия. Хотя звучит странно. Что за копия и что за оригиналы? Наверное, их перевод всё-таки довольно корявый, и понять о чём именно говорилось почти невозможно. Но снова вспоминались слова о том, что на самом деле куб силы — это тюрьма, где затеряно то, что не должно было выйти… Напрашивался вывод, что речь шла о, как это не прискорбно признавать, оригинале чистой силы, которая была заперта. Что за чушь? Возможно ли, что чистая сила, собранная вместе в куб, охраняла что-то... что-то не очень хорошее? Тогда это плохо, что куб был разбит, ведь так? Получилось, что что-то нехорошее оказалось снаружи, обрело свободу… Всё-таки не любил Лави всякие переводы. Получалось что-то непонятное почти всегда. Что-то, что можно рассматривать сразу с нескольких сторон