— Неа? — снова позвал он, толкая последнюю дверь и с удивлением понимая, что она поддалась, слегка приоткрывшись. С трудом подавляя чувство тревоги, Аллен открыл её и шагнул вперёд, да так и замер в дверях.
Первое, что бросилось в глаза, это чёрные пятно. Чернота, заменяющая окно, чернота вместо зеркала у небольшого трюмо, чернота лампы, чернота дверной ручки, а ещё… А ещё тут везде была кровь. Вся расправленная, сбившаяся кровать была пропитана свежей, ярко-красной кровью.
Сзади послышалось невнятное бормотание и тихие шаги. Первой идей было запереться в этой комнате, но затем Аллен резко развернулся и оказался лицом к лицу с… Неа?
Парень был одет в жалкую расхристанную, пропитанную кровью рубашку и лёгкие штаны, через его лицо от подбородка до самого уха шёл безобразный порез, рванная рана на плече обнажала мышцы, левая ладонь была практически раздроблена, и взгляд черноволосого парня… Это был взгляд мертвеца.
Его побелевшие губы изогнулись в странной улыбке, остекленевшие глаза продолжали смотреть на Аллена и в то же время словно в никуда, или на что-то за его спиной.
— Же-е-ертва-а-а, — растягивая гласные, произнёс Неа, обессилено склоняя голову на бок, роняя на собственное плечо.
— Неа? Четырнадцатый? Что происходит?
Окровавленный, скрюченный палец ткнул Аллена в грудь.
— Жертва плачет за палача… Плачет… за па-а-ал-а-а-ача-а-а-а…
Неа сухо, безумно рассмеялся, Аллен попятился, чувствуя под руками непонятную влагу, словно он, отходя назад, погружается в воду..
— Разбей…Же-е-ертва-а… разбе-е-е-ей… — повторял Неа, пока его голос и образ становились всё более призрачными и далёкими.
====== Глава 21. Нараспашку. ======
это главы которые восстановлены из моих старых НеОкончательных чистовиков и тут может быть добрых два десятка опечаток и некоторые неоткорректированные сюжетные моменты.
Аллен знал множество страшных испытаний, которыми частенько подвергалось его терпение и контроль гнева.
Когда ему в очередной раз приносили огромную пачку счетов, при этом нагло улыбаясь, Аллен никак не реагировал. «Хорошо, Учитель», «Я всё оплачу, Учитель», вот и всё, что он мог сказать, если счета передавались лично. Когда люди вокруг него каким-либо образом пытались унизить его, бросались обидными словами и просто тупыми замечаниями, он всегда вспоминал Ману. Не отвечать на зло злом, вообще не замечать никакого зла — вот что было фактически единственным правилом жизни Маны. Приёмный отец под конец их совместных путешествий начал проговариваться, что уже совершил в жизни пару самых ужасных своих ошибок. Это звучало как минимум странно, потому что Аллен был уверен, что большую часть своей жизни Мана отчего-то забыл. Возможно ли, что воспоминания стали возвращаться к нему? В дальнейшей жизни Аллен старался держаться в рамках приличия, постоянно одёргивая себя и напоминая, что на самом деле это всё ерунда.
Но сейчас, наблюдая за мечущимся по палате и задыхающимся от оглушительно хохота Лави, Уолкер как никогда остро ощутил, что у него есть некоторые проблемы с самоконтролем, потому что сейчас ему практически невыносимо хотелось подойти и придушить это тяжело дышащие недоразумение, которому по ошибке достались вовсе не мозги, а в лучшем случае пакля.