Удачи поручика Ржевского

Он и в этом «полку» стремился быть лучшим, что и стало у него постепенно получаться. На выпускном экзамене он сумел получить «отлично» в ориентировании, фехтовании саблей, стрельбе из пистолета и штуцера, а также в джигитовке. Его ближайшие товарищи, впрочем, не удивились: он не раз восхищал их необычными приемами тренировок. В частности, для развития твердости рук Митя подолгу держал то в одной, то в другой вытянутой руке чугунный утюг; зато при стрельбе с любой руки пистолет его был ровен. В фехтовальном зале он подвешивал войлочный мячик и пытался попасть в него рапирой. Еще подговаривал товарища и норовил проткнуть падающую перчатку. Еще рисовал саблей воображаемые буквы, перебирал клинок от конца к эфесу, развивая силу пальцев. А за пределами зала просто приседал (в том числе на одной ноге), поднимался с хитрушками по лестницам, развивая икры и ступни, а то бегал с ускорениями или качал кистью на колене гантель. В спарринге предпочитал иметь поляков или литвинов, которые обладали специфическими и эффективными приемами польской шляхты. Пробовал он махать и двумя саблями и постепенно с ними освоился. В джигитовке же с удовольствием спрыгивал с лошади на ходу и тотчас запрыгивал обратно задом наперед, выхватывал пистолеты и, ловя момент, стрелял из них. Еще нашил каких-то лямочек на подпругу и умудрялся быстро свешиваться, полностью прячась за круп лошади, и даже выскакивать в седло из под брюха с обратной стороны. Имея аттестат с отличными оценками, Ржевский мог выбрать любой гусарский полк (кроме лейб-гвардейского), но один из уважаемых им преподавателей посоветовал О…ский, которым уже командовал полковник Новосельцев.

В нем Ржевский прослужил два года корнетом, а потом прошла ротация и его повысили до поручика и командира взвода. Вот только в «деле» ему еще бывать не приходилось…

Глава вторая Бал в Гродно

Разместив в отведенной комнате свое малое имущество, Митя Ржевский пошел в библиотеку, показанную ему хозяином, и стал рыться в ее стеллажах. Книги были на трех языках: польском, латинском и французском (по нисходящей) и потому выбор оказался невелик, томов в 50. Откладывая в сторону Вольтера, Монтеня, Монтескье и энциклопедистов (их Дмитрий читал в библиотеке Эрмитажа, хоть и не полностью, конечно), он вдруг наткнулся на мемуары графа де Сегюра под названием «Notes sur le sejour en Russie sous le regne de Catherine 2» (Записки о пребывании в России в царствование Екатерины 2). Стал их пролистывать и всерьез увлекся: автор был послан ко двору императрицы в 1785 г. в качестве посланника Людовика 16-го, пробыл там до взятия Бастилии и приметил очень много особенностей русской жизни. Кроме того, он описал свои впечатления о Польше, на которых Ржевский и сосредоточился.

— Так вот вы где! — сказал хозяин по-французски, внезапно появившись перед ним. — Что изволите читать? Сегюра? Интересный выбор, необычный. Впрочем, чудо, что вы вообще читаете по-французски: наши мелкопоместные шляхтичи на нем читать, как правило, не умеют.

— Почему вы решили, что я мелкопоместный? — осклабился Ржевский.

— По всему, — просто ответил Грудзинский. — По малому имуществу, качеству мундира, а также по выражению лица: у знатных шляхтичей оно совсем другое.

— Мда, — усмехнулся поручик. — Как же я появлюсь на бал, где будут ваши знатные красавицы?

— Знатные почти все поуезжали в Варшаву или Вильно, — усмехнулся в ответ пан. — Оставшиеся просто на бал не явятся из-за гонора, так что не переживайте понапрасну.

— Они осмелятся вызвать неудовольствие губернатора?

— Василий Сергеевич — милейший человек. К тому же в Гродно много красавиц среднего разбора. С другой стороны, вы ведь не жену явились себе здесь приискивать? Знатную да богатую?

— Нет, нет, — засмеялся Ржевский. — Указом Павла Петровича офицерам запрещено до 30 лет жениться — чтобы не оставлять вдов без пенсиона.

— Ну и ладно. Лучше ответьте: вы полонез, мазурку и кадриль уверенно танцуете?

— Уже да, в том числе вальс.

— Тогда бояться нечего: наши дамы и паненки более всего ценят у кавалеров ловкость в танцах. Иначе зачем бы им было так любить балы?

— Но я для чего пришел? — продолжил хозяин. — В столовой прислуга уже накрыла стол. Приглашаю вас со мной отобедать.

— Тогда позвольте отдать деньги, выданные мне на кормление, — встрепенулся Дмитрий.

— Не позволю, пан, — с утрированной суровостью возразил Грудзинский. — То противоречит нашему кодексу чести!

— А мне честь не позволяет оказаться в долгу, — встречно возразил Ржевский.

— Судьба непременно сравняет наши долги, — слегка улыбнулся потертый жизнью мужчина. — Не в этом году, так через десять лет.