Эрин была удивлена, узнав, что Ник приобрел себе дом для постоянного проживания в дачном районе, но она знала, что он после смерти отца унаследовал строительный бизнес, да и сам был строителем по профессии. Для него разумным решением было купить по дешевке развалюху в удачном месте и довести ее до ума своими силами. По крайней мере Эрин думала, что все так и было, пока не увидела дом, в котором жили Ник и Кейт, своими глазами.
Вместо развалюхи или даже обычного дачного домика ее взгляду предстал самый настоящий добротный семейный дом.
– Вау! – восторженно прошептала Эрин. Подъездная дорога была выложена разноцветным камнем, тогда как к большинству соседних домов вели обычные усыпанные гравием дорожки.
– Впечатляет, да?
– Потрясает! – Эрин влюбилась в дом с первого взгляда.
Ник сумел добиться того, что дом его, притом что был значительно больше всех прочих, отлично вписывался в пейзаж благодаря нарочито грубоватой отделке фасада, придающей ему дачный колорит. Этот дом всем своим видом располагал к приятному отдыху.
– Ник в этот дом вложил всю свою душу. Он не один год корпел над чертежами и строил его тогда, когда в бизнесе наступало затишье, – пояснил Коул, припарковав машину позади чьего-то «форда». – Интерьер дома – тоже его заслуга. Многое из мебели он сделал своими руками.
– Впечатляет, – пробормотала Эрин.
– Хотя Ник хвалиться не любит. Он не из тех, кто пускает пыль в глаза.
Эрин кивнула:
– Кейт тоже не из таких. Мне она всегда нравилась.
Коул вышел из машины первым и, открыв для Эрин дверцу, подал ей руку. Эрин вышла и направилась к дому, и, лишь сделав несколько шагов, вдруг заметила, что Коула рядом нет.
– Коул? – Она обернулась. – Что-то не так?
– Ничего. – Он быстро нагнал ее, но Эрин остановила его, положив руку ему на плечо.
– Скажи мне.
Коул приподнял бровь.
– Как тебе удается читать мои мысли? Хорошо, что мое начальство этого не знает, а то меня бы уволили. Кому нужен секретный агент, у которого все на лбу написано.
Эрин усмехнулась. Ей было приятно, что он думает, будто она видит его насквозь.
– Я – не экстрасенс. Я просто неплохо тебя знаю. А теперь давай поговорим.
Коул тяжело вздохнул.
– Не мое это, понимаешь? Семейные посиделки, встречи с друзьями…
Сердце ее екнуло от его неохотного признания.
– Я знаю. Но ты хотя бы попытайся. Если через некоторое время поймешь, что больше не можешь тут находиться, потяни себя за ухо. Я увижу и придумаю какой-нибудь предлог, чтобы уехать. Идет?
– Спасибо. – Он погладил ее по щеке и молча поцеловал в губы, вложив в этот краткий поцелуй весь богатый спектр своих чувств.
Она знала, что его к ней тянет, как не тянуло ни к одной другой женщине, иначе он не был бы так смущен. И тронут. «Успех в буквальном смысле кружит голову», – подумала Эрин.
Друзья и семья. Может, Коул и не отдавал себе в этом отчета, но весь день провел в окружении друзей и родственников. Ник пригласил всю свою родню со стороны матери, которая приходилась родней и Коулу. Среди приглашенных были люди, с которыми Коул не общался еще со школы. Среди них были Итан с женой, два брата Итана, Нэш и Дэр, тоже были здесь с женами. Коул узнал кое-кого из женщин, включая жену Итана Фейт, которая жила в особняке на вершине холма. Он помнил, что ее отец получил пожизненный срок за создание финансовой пирамиды. Некоторые из гостей жили в городе с недавних пор, как, например, жена Нэша Келли, чья младшая сестренка Тесс, симпатичная и острая на язык девочка-подросток, подъехала позже. Дэр, еще один полицейский в их компании и добрый приятель Эрин, женился на Лиссе Макнайт, дипломированном архитекторе.
Гости взяли с собой детей, младенцев в люльках, едва научившихся ходить малышей. Коул не мог запомнить, сколько кому лет и, уж конечно, кто кому приходится родителем. Ник и Кейт оказались гостеприимными хозяевами, которых, казалось, нисколько не смущало ни количество народа, ни визг, ни смех и иногда плач, поднимаемый разновозрастной детской компанией.
Коул думал, что будет чувствовать себя чужим, лишним на этом празднике жизни, что его будет подмывать уехать, вернуться в ту среду, где ему привычно, где он мог бы отгородиться от внешнего мира. Ему куда больше по душе была жизнь, где он играл чужую роль, жизнь во лжи.
Но притворство не было таким уж тяжким бременем, потому что он знал, ради чего работает. Порой работа его была грязной, но нельзя избавить мир от зла, не запачкавшись. И еще, он жил так, как жил, потому что другой жизни просто не знал.