Удачная позиция

Поликарп Матвеевич продолжал стоять истуканом посреди перрона и смотреть непонимающим, очумелым взглядом на удравшую гадалку. Такого с ним еще не приключалось – чтоб цыганка от хорошего куша бегала. Постепенно придя в себя, он проверил бумажник, золотые часы: все оказалось на месте. Варшавский поезд уже показался вдали, но купец, заинтересованный уже более не встречей, а поведением цыганки, пошел к лавке, на которой расположилась стайка гадалок.

– Ты почему сбежала, чернобровая? – подойдя, удивленно спросил он.

– Тебе чего, красавчик? – вмешалась пожилая цыганка, преграждая собой дорогу к молодой напарнице.

Чернобровая поднялась с лавки, что-то шепнула защитнице на ухо, отчего пожилая переменилась в лице.

– Ступай, красавчик, ступай, – вновь заговорила пожилая, но тон ее теперь был несколько испуганным. Она сторонилась взгляда купца, прятала глаза. – Все у тебя будет хорошо. Ступай.

Поликарп Матвеевич непонимающе посмотрел попеременно то на молодую, то на пожилую. Меж тем поезд подходил к перрону. Засуетились встречающие, носильщики прибавили скорости тачкам и громкости окликам. Клубы паровозного пара окутали Поликарпа Матвеевича и стайку гадалок, а когда белесый занавес развеялся – лавка оказалась пуста. Цыганки в готовности оказать кармические услуги приезжим разбрелись вдоль прибывшего состава.

Из вагона первого класса на перрон проворно выскочил коренастый мужчина лет двадцати пяти. Одет он был в короткий темный сюртук и такого же цвета штаны, заправленные в расшитые по голенищам остроносые замшевые сапоги. На нем была низкая чрезвычайно широкополая шляпа. Темная резная полированная трость в руке, небольшой саквояж крокодиловой кожи.

Неуловимая легкость и некоторая развязность движений, свойственная уверенным преуспевающим людям, придавали прибывшей поездом персоне неподражаемую выразительность, особенный нездешний колорит. Чисто выбритое смуглое скуластое лицо его выражало спокойствие. Привычным движением этот господин повесил трость на запястье, подал руку, шедшей сзади дородной даме в шикарном темно-фиолетовом бархатном платье, после помог молоденькой барышне, одетой не менее богато. Барышня слегка замешкалась, и потянула услужливому кавалеру руку занятую большой шляпной коробкой, однако, быстро осознав неловкость, подала свободную. Выбравшись из вагона, она мило улыбнулась, изобразив легкий реверанс и что-то проговорив. В ответ мужчина приклонил голову, коснувшись пальцами своей огромной шляпы. Дородная дама натянуто улыбнулась, и, просверлив строгим осуждающим взглядом молодую спутницу, ухватила ту под руку и потащила прочь. Барышня лишь виновато оглядывалась, а мужчина, улыбнувшись, послал ей воздушный поцелуй.

Двое носильщиков, приметив озирающегося по сторонам иноземца, обгоняя друг друга, двинули телеги к вагону. Естественно, более молодой оказался и более проворным.

– Чего изволите? – спросил носильщик, едва не зашибив клиента тачкой.

– Скажи-ка, любезный, отчего я не вижу своего горячо любимого братца? – невозмутимо спросил иноземец на чистейшем русском.

Юноша вылупился на него, натужно соображая, что ответить на столь неуместный вопрос.

– Э-э, – только и смог промычать он в ответ.

– Что, э-э-э?! – ехидно передразнил, оказавшийся русским, приезжий. – Пошел вон, раззява! Едва не наехал!.. – повышая тон, зло сказал он.

Носильщик сообразил, что сейчас этот господин прольет на его бедную голову переполненный ушат неудовольствия из-за забывчивости или не пунктуальности своего родственника. Принялся пятиться, потянув за собой повидавшую виды тачку. Перепало бы незадачливому носильщику, не покажись неподалеку Поликарп Матвеевич. Нервный пассажир, к радости юноши, оставил его в покое, и с распростертыми объятьями устремился навстречу громиле-родственнику.

Приезжего мужчину звали Иваном Матвеевичем, а доводился он купцу Дубинину младшим братом. Судьба развела их лет семь тому назад. После трагической гибели родителей, бросив дом и не собирая пожитков, сбежали братья от барина, в Петербург подались. Однако из-за отсутствия паспорта угодил Поликарп в каталажку, а Иван случаем на корабль попал, да так и уплыл в Америку. С тем и расстались братья надолго. И встреча, как расставание нечаянной была: разбогател Иван в Америке, решил брата разыскать да на новую родину увезти. Прибыл в Москву, и наткнулся на громадную надпись на большом кирпичном здании «Мануфактура П.М.Дубинина». Вот так оба из грязи да в князи. Жилка деловая видать в крови дремала. Теперь же Иван Матвеевич в Польшу к известному знахарю ездил, спину подорванную лечил, ну и дела кое-какие семейные улаживал.

– Ну, где ж ты запропал, братец? Отчего не встречаешь? – беззлобно упрекал приезжий, улыбаясь во весь рот, отчего выбеленные зубы его на фоне смуглого загорелого лица сверкали будто жемчужины.

– Да вот замешкался тут… с цыганками… – оправдывался купец.

– Ну, здравствуй, Поликарпушка! – наконец, обняв брата, приветствовал Иван Матвеевич.

– Здорово, Ванятка! Как здоровье твое? Спина не беспокоит больше? Привез ли весть добрую? – сходу спрашивал купец.