Удачный сезон

Но я, не давая ей отойти, начинаю, наконец, действовать. Шампур, который до этого Олеся успела мне дать, стремительно летит ей же в лицо, блестя острым кончиком. Все происходит настолько быстро, что, когда мое импровизированное оружие вонзается в ярко накрашенный правый глаз девушки, на ее лице все еще играет чертами досада.

Инстинктивно руки подлетают к ране. Между пальцами змеится алая кровь. А я тем временем бросаюсь к кусту малины, вытаскиваю приготовленный топор. Очкарик, не среагировавший на раненую подружку, занесенное над собой лезвие все же увидел и даже на мгновение пришел в себя, что-то забубнил. Но топор обрушился на незащищенное горло одним смертоносным ударом.

Разбивается гортань. Рвутся артерии и вены. Лезвие без труда доходит до позвонков и застревает. Хрипов совсем не слышно из-за грохота ударных и рева гитар. Рывком высвобождаю топор. Кровь пульсирующим фонтаном извергается из сотрясающегося в конвульсиях тела. Полдела сделано.

Лишь сейчас начинаю слышать сдавленные крики Олеси:

– Сашка! Сашка! Помоги!

Полуослепшая, оглушенная обожаемой музыкой, она даже не поняла, что парень практически мертв. На это и был расчет.

В два прыжка подскакиваю к ней, хватаю за шею, сдавливаю. Насмерть перепуганная девчонка пытается вырваться и закричать, но моя натренированная спортом и опытом рука держит крепко, как клещи. По лицу жертвы градом катятся слезы вперемешку с кровью. Она перестает сопротивляться. Неужели сдалась вот так, сразу? Оторва, дебоширка, почти девиантная Олеська? Трудно поверить. Но когда ловлю взгляд уцелевшего полупустого глаза, устремленного на уже переставшего бороться со смертью Сашку, почему-то верю. Губы девушки шевелятся, но невозможно разобрать слов.

– Прости меня… Прости… Прости… – все же различаю я, скорее прочтя по губам, нежели расслышав. По спине пробегает неприятный холодок. Его липкие пальцы медленно поднимаются от самых ягодиц до макушки. Кому адресованы эти, скорее всего последние, слова? Парню, перед которым Олеська испытывала чувство вины? Богу? Или мне? Хотя с чего бы…

В ней еще горит, пульсирует по венам жизнь. Она даже еще может выйти победительницей из сложившейся ситуации, искалеченной, разбитой, но все же победительницей. Стоит лишь очень-очень захотеть. Но она выбирает самый легкий путь: сдаться. Червячок презрения, живущий в моей груди, просыпается и начинает шевелиться, щекоча и раздражая.

– Олесенька, – издевательски мягко говорю ей в самое ухо. – Я отпущу тебя, хочешь? Если ты успокоишься.

В подтверждение своих слов чуть ослабляю захват, хотя отпускать, ясное дело, никого не собираюсь.

Зрячий глаз с лопнувшими сосудами так и не отрывается от трупа парня. Олеська игнорирует меня, будто не я сейчас решаю, жить ей или умереть.

– Прости меня… Не надо было… здесь… – шепчут побелевшие губы.

Начинаю по-настоящему злиться. Какая же глупая девчонка!

– Сашенька… Саша… Люблю тебя… – выдыхает она. Сжимаю зубы, чтобы не выругаться. Что она знает о любви, эта размалеванная кукла? Наклоняюсь за топором. Надоело. Спектакль затянулся.

Тут лицо Олеськи, наконец, обращается ко мне. Спокойное, не искаженное страхом. Как никогда в жизни серьезное и даже красивое.

– Чудовище. Тварь. Давай.

Размахнувшись от плеча, со всей силы обрушиваю окровавленное лезвие на тонкую шею. Голова падает на деревянный настил. Багровый дождь стучит по доскам, собираясь в лужи, блестящие под скудным светом висящего фонарика. Только сейчас понимаю, что меня окружает тишина. Музыка смолкла.

Тело мешком заваливается на бок, будто никогда и не принадлежало молодой резвой девчонке.

Кончено.

Дыхание мое все такое же ровное, пульс ненамного быстрее обычного. Поднимаю обезображенную голову, засовываю в извлеченный из кармана целлофановый пакет. Донести ее до дома в темноте проблемы не составит. Внимательно осматриваю беседку: не осталось ли каких ненужных следов? Еще раз на всякий случай протираю рукавом толстовки шампуры. Нажимаю на плеере кнопку воспроизведения и ухожу под первую за все время мелодичную композицию Арии «Возьми мое сердце». И кого это только трогает? Сердце – всего лишь насос для перегона крови. Душа все равно живет где-то в другом месте. Если вообще существует. Бросаю прощальный взгляд на Олеську, точнее на то, что ею недавно было. Понимаю вдруг: голова – вот место, где живет душа. Не мозг, не лицо и даже не глаза, а все вместе. Нет головы – человек превращается в обычную груду мяса. Что ж, Олеся, если так, то твоя душа со мной. По крайней мере, до тех пор, пока я не заберу то, что мне нужно.

Слабое эхо отдается где-то в темных закоулках сознания: «Чудовище. Тварь. Давай». Спокойствие меня не покидает, но странное, незнакомое ощущение чего-то холодного, влажного, как тела глубоководных морских змей, заставляет мои ноги быстро – слишком быстро – шагать по узкой тропе меж густых зарослей крапивы.