Почему девчонка… Нет, почему такая девчонка, как Олеська, отказалась от борьбы за свою жизнь? Возможно ли поверить в то, что ее слова о любви тому причина? Когда они звучали, меня душило презрение, а теперь, когда все закончилось и есть время взвесить случившееся…
Рядом залаяла собака. Учуяла запах крови. От неожиданного громкого звука стынет кровь. Я почти бегу к дому. Там забираюсь в комнату через оставленное распахнутым окно. Перевожу дух в теплой, пахнущей деревом темноте. Почему-то в этот момент хочется раствориться в ней, стать ничем и одновременно – частью всего. Не знаю, сколько времени стою вот так. В чувство прихожу оттого, что из пальцев что-то выпадает, издав глухой стук при встрече с полом. Пакет с головой. Как можно было забыть…
Включаю совсем тусклый старый ночник. Расстилаю посреди комнаты на полу широкий кусок полиэтилена. Вытряхиваю на него голову. Невольно закусываю губу, рассматривая ее. Еще час назад сегодняшняя идея добычи новых экземпляров казалась интересной, ведь так работать мне еще не приходилось. Но теперь темно-бурое нечто вызывает одно только отвращение. Слипшиеся, местами уже засохшие волосы, которые мне предстоит отделить, совсем не воодушевляют.
Глубоко вздохнув, достаю из-под кровати небольшой тазик и заранее подготовленную бутыль воды. Она, конечно, не горячая, но вполне сгодится. Опускать голову в таз смысла нет, так воды не напасешься. Так что поступаю проще: просовываю пальцы в ноздри и рот, крепко фиксируя таким образом «носительницу души» в одном положении, а другой рукой тщательно мою волосистую часть черепа. Вместо шампуня использую жидкое мыло, его проще смывать. Цвета клубничного крема пена с мягкими шлепками падает в таз. За этим в каком-то смысле привычным занятием я постепенно прихожу в себя, обдумываю все то, что случилось за последние часы.
Рискованное было дело, это слишком уж хорошо понятно. То, что кто-то мог меня видеть, мучительным зудом волнения и азарта напрягает все органы чувств. Привычка хорошо готовиться к убийствам подливала масла в огонь: прошедшая импровизация казалась грубой, неаккуратной и потому опасной. Но то, что готовиться сейчас в принципе не представляется возможным, – очевидный факт, против которого не попрешь. И теперь мне ничего не остается, кроме как ждать. Разумеется, ждать удачи.
Закончив с мытьем волос, принимаюсь за сушку. Было бы гораздо удобнее и быстрее воспользоваться феном, но это просто невозможно в столь поздний час, поэтому беру обычное махровое полотенце. Толку от него, правда, минимум, придется ждать несколько часов «естественной сушки». Возиться с непросохшими волосами – только портить их. Оставляю голову на полиэтилене и усаживаюсь на кровать, прижавшись ноющей спиной к прохладной стене. Нестерпимо хочется спать, но я знаю: сон так просто не придет.
Свежий ночной воздух слишком уж медленно успокаивает разгоряченный, перенапряженный мозг. И из головы упорно не идет последняя фраза девчонки. Не понимаю, чем она меня так задела, мне и не такое приходилось слышать в свой адрес.
Солнце разбавляет желтым предрассветный сумрак, когда я выхожу из бессонного оцепенения и решаю продолжить. Волосы, очистившиеся от крови и тяжелого духа смерти, стали легкими и мягкими, будто так и принадлежали живой девчонке. Аккуратно расчесываю их, уже без всякой брезгливости расположив мертвую голову у себя на коленях. Темные блестящие прядки ложатся красиво и ровно. С невероятным удовольствием сплетаю их в хорошенькую коротенькую косичку. Живую Олеську она могла бы превратить из угрюмой, вечно лохматой злюки в веселую и милую девочку. Теперь же она – очередной мой трофей, необычным способом добытый и оттого наиболее ценный. И ничего, что косичка займет всего лишь треть ободка. Я сумею придумать, как обыграть этот нюанс. Остается лишь избавиться от ненужного уродливого дополнения – его природного носителя. Из-под матраса достаю острый нож, крепко прижимаю лезвие к обескровленному мертвому лбу. Надавливаю. Кожа лопается. Скальп сходит легко, даже мягко. Ставшая густой и почти черной кровяная масса не осложняет процесса. Когда скальп полностью отделяется от черепа, отрезаю от него все лишнее, оставляя лишь тугую блестящую косичку.
Красота. Чистая работа. Фигурально выражаясь, конечно. Так что без хорошей уборки, как всегда, не обойтись.
Глава одиннадцатая
– Вот это вы и должны нам пояснить, Владимир Сергеевич, – невозмутимо повторил – в который уже раз – тощий молодой полицейский.
Вова демонстративно закатил глаза, развел руками.
– К сожалению, ничего, кроме того, что уже несколько раз вам сказал, добавить больше не могу.
Этот упрямый и дотошный хлыщ в аккуратненько наглаженной форме порядком его раздражал. И нашел же, к чему прицепиться – к какой-то там паре часов.
– Владимир Сергеевич, давайте попробуем еще раз, – все тем же прохладным и ровным тоном предложил полицейский. – Во сколько вы прибыли из города?