– Вы часто ездите на дачу? – задал он вопрос, на который не было смысла отвечать неправдой.
– Да, – уверенно кивнула Таисия.
– Вы когда-нибудь опаздывали на дачный автобус? – быстро бросил следователь новый вопрос, проверяя, изменится ли что-нибудь во взгляде или мимике опрашиваемой. Нужно было понять, настроена она прикрывать Зубова или нет.
– Я всегда езжу дневными рейсами. – Ни один мускул не дрогнул на лице девушки. Она не врала, если не была в этом деле виртуозом. – Так мы договорились с мамой. Вечерами в автобусах полно пьяных. Днем спокойней.
– Я вас понял, – кивнул Бровкин, откидываясь в кресле. – Значит, Владимир сказал, что попал в пробку?
– Именно.
Повисло недолгое молчание. Следователь уже было собрался отпустить Егорову, как та вдруг неуверенно, как-то скомкано заговорила:
– Я понимаю, вы наверняка подумаете, что я хочу выгородить Вову, но я должна сказать кое-что. Мы с Вовой… – Таисия вдруг умолкла, будто бы не решаясь продолжить.
– Говорите, говорите, – подбодрил следователь, – а уж как это рассмотреть, разберемся.
– Хорошо. – Девушка вздохнула, нервно оправила складки темного платья. – Мы с Вовой замечали некоторые странности за другим человеком.
Бровкин наморщился. Такого поворота он не ожидал.
– Интересно. И за кем же?
– За… – Лицо девушки скривилось, будто она сейчас расплачется. Но глаза остались сухи. – За мамой. За моей.
– Что?! – Следователь с грохотом привстал. – За Лидией Степановной?
Таисия коротко кивнула.
– И какие такие странности вы заметили за пожилой женщиной? За педагогом, уважаемым человеком?
– Мне неприятно об этом говорить, – Егорова-младшая осеклась, поерзала на жестком стуле, потом нехотя продолжила: – Как-то раз я проводила генеральную уборку в квартире. Обычно это делала мама. Она педант и ужасно не любит, когда я пытаюсь ей как-то помочь. Вещи не так кладу, пол не так мою и так далее… А тут она в больницу попала, и я решилась взять дела в свои руки. Вымыла все, перебрала вещи в шкафах. И когда добралась до маминого комода… – Девушка ненадолго умолкла, смежив веки. Фрагмент прошлого, выуженный из памяти, увлек ее за собой из душного, пропахшего терпким мужским парфюмом кабинета. Глухим голосом она продолжила: – Как я уже говорила, мама педант. Все вещи были разложены по ящикам аккуратными, ровными стопками. Светлые в одной стороне, темные – в другой. Можно было их и не трогать, но я решила побрызгать ящики духами. Ну, чтобы одежда приятно пахла и не залеживалась. И тот предмет, который лежал в одном из дальних углов самого нижнего ящика, совершенно не вписывался в общий порядок. И этот предмет… Он выбил меня из колеи.
Следователь слушал, не перебивая. Таисия открыла, наконец, темно-карие, почти черные глаза. В них плескался страх.
– Это были волосы, – совсем тихо произнесла она, – сплетенные в толстую длинную косу.
– Хм… – Бровкин задумчиво почесал подбородок. – Вы после говорили об этом с матерью?
– Конечно, – слабо кивнула девушка. – Я испугалась, найдя такое. Хотела выбросить, но… Не знаю… Не осмелилась, наверное. Это ведь было в маминых вещах. Я не могла так просто распоряжаться… Поэтому решила закончить с уборкой, оставив находку на месте. Когда мама вернулась домой, я решилась спросить. Разговор, правда, не получился. Мама просто разозлилась и велела, чтобы я навсегда позабыла привычку совать нос в чужие вещи.
– И вас это не насторожило?
– Нет.
Толстенные брови полицейского поднялись. Тогда Таисия пояснила:
– Мама всегда была замкнутой. Сама себе на уме. И говорила лишь то, что считала нужным сказать. Я давно привыкла к этому. Решила, что столь странная и… жуткая реликвия была дорога ей как память.
– В каком смысле?
– Ну, знаете, некоторые женщины сохраняют пеленки, пинетки, прядки волос, первые выпавшие молочные зубы своих детишек. На память. Некоторые оставляют даже плаценту.
Бровкин поморщился от отвращения и пробубнил себе под нос:
– Или волосы и ногти своих жертв.
– Что, простите? Я не расслышала.
– Нет-нет, это я сам с собой. А как давно это было?
Егорова сдвинула брови, прикидывая.
– Пять лет назад. Мне было пятнадцать.
– Интересно, интересно… Что ж, спасибо, что поделились. Это может оказаться очень ценной информацией для проведения дальнейшего расследования.
Девушка вдруг всполошилась.
– Подождите, я совсем не хотела сказать, что…
Бровкин шумно встал из-за стола, глянул на часы.
– Я тоже пока еще ничего такого не хотел сказать. Просто учитывать нужно любую мелочь. Такие дела.
Таисия чуть расслабилась и тоже поднялась со стула.
– Моя мама – хороший человек. И меня воспитала ответственной и сильной. И я понимаю вас. Вы делаете все, что можете.
– Спасибо. У вас еще есть, что добавить?
– Нет, – покачала Егорова головой. – Если только… Вова не при чем, я точно знаю. Он и мухи не способен обидеть.
– Я вам верю, – тень улыбки скользнула по губам следователя, – но, как говорится, следствие покажет.
Девушка кивнула, попрощалась и вышла из сторожки.