Удалить эту запись?

Мам сказала, что ВМ на собрании хвалила мой английский. Блин, надо было ей начало того макси принести. Там рейтинговая сцена, в первой главе. Она бы мне помогала переводить, ха-ха! А Лилька так и не узнала, чем текст закончился. Я ей даже пересказать не успела!

* * *

У мам из кармана сегодня выпал билет в кино. На мультик. Она, оказывается, ходит смотреть новые мультики. Со мной уже нельзя ходить, я выросла и мне неинтересно. А мам привыкла смотреть мульты. И теперь ходит иногда одна. Втайне от меня. С ума сойти. Мам говорит: «Ты выросла, и я как будто выросла еще раз». О Господи.

Бедный мам.

Я говорю: «Ты возьмешь меня с собой в следующий раз на мультик?» И мы смеемся. Обычная фраза, а звучит как будто шутка. У меня был когда-то тег «смешная муть». Вот он сюда подходит.

Так странно. Мир как будто с ума сошел. А все равно есть мультики и фанфики и свет в лампочке зажигается. Вот это самое дикое: твой личный мир погиб, а миры всех остальных существуют дальше. И с этим ничего не поделаешь.

Не знаешь, что делать, — учи английский, чего уж там.

* * *

ВМ сказала маме (я почти случайно услышала): «Эля, мне как классному руководителю теперь цена — три копейки в базарный день. Я должна была отследить ситуацию». И дальше про семью Л. Так странно. Это у ВМ такое ругательство вообще-то на нас. Когда кто-то не учит ни фига, ВМ так и говорит по жизни: «Твоему ответу цена — три копейки в базарный день». Она меня этими тремя копейками в свое время задолбала совсем.

И тут она сама про себя такое сказала. Словно сама себе дала пощечину. Не знаю. Вот я бы про себя так смогла сказать, если бы я так сильно накосячила? Не уверена. Мне кажется, я бы, наоборот, себя бы отмазывала и оправдывала. А ВМ — нет. Она к себе относится еще строже, чем к нам.

* * *

У новых соседей есть мальчик Витя. Ему два года и два месяца. Он говорит, что его маму зовут Мама. Он вообще ужасно-ужасно-ужасно… Я не люблю слово «няшный», но он правда няшный. НЕЖНЫЙ.

Я хочу, чтобы у меня родился сын.

До ГИА — неделя!

* * *

Блог человека можно вычислить по дате его рождения. Ага!

Кажется, я нашла мамин старый блог в Livejournal. Меня там сперва даже нет. А потом я на УЗИ, маме говорят, что будет девочка. А потом 3200, 53 см, девочка. И это я! Мой первый выход в интернет! А фотка от записи отвалилась, от нее — одна рамка с крестиком.

* * *

Мам периодически жжет и пепелит.

Сегодня вваливается ко мне без стука с какой-то синей папкой наперевес и говорит:

— Дедушка Котя тебя очень любил.

Я сижу, долблю инглиш, мозга нет. Решила: может, сегодня годовщина, его день рождения? Тот, который по документам. А мам вытаскивает из папки файлик, из файлика сберовскую книжку — голубенькую, такую мятую, будто ее Марсик хотел сожрать, но передумал. И говорит, что дед знал, что не доживет до моего выпускного.

Вообще-то дедушка умер, не дожив до того, как я в школу пошла.

Хорошо, что я про это сказать не успела.

Мам раскрывает книжку и показывает мне запись, что на ней деньги лежат. Какая-то совершенно ущербная сумма в рублях.

Я и про это, слава богу, затупила сказать.

Потому что мам мне объяснила: дед положил заранее деньги на книжку, специально от него подарок на будущее. Я увидела записку.

«Верочке от прадедушки на платье и на туфли».

Я не сразу врубилась, что дед Котя мне прадед. Он же всю жизнь «дед Котя». Я не знала, каким был почерк моего деда. А у него буква «д» похожа на «б», почему-то петлей вверх. Я такое видела на открытках про День Победы, так в старину писали, я знаю. Но чтобы реальные люди так писали, не видела никогда. А вот мой дед был таким. А почерк у него был мелкий, как дрожащей рукой.

Мам рассказала:

— Дедушка очень боялся, что мы останемся одни. Что мы будем голодать. Я его второго числа забрала из больницы, он мне говорит: «Эля, пятого пенсия, я должен дожить до пенсии». Пятого пенсия пришла, а шестого он умер.

Я не знала, что сказать. Поняла, что сегодня не шестое ни разу. Значит, не день смерти. Может, именины? Я взяла папку и стала разглядывать, чтобы было видно, что я занята делом.

В папке лежали фотки и рисунки, я дедушке на Новый год и на двадцать третье февраля дарила, всякие детсадовские аппликации. Мне было неловко их смотреть. Знаю же, что мура и налеплено вкривь и вкось. Но вроде как ребенок старался, просто так не выкинешь. И потом остается на память. Может, когда я вырасту, я над этими косорылыми разукрасками тоже буду плакать от умиления, а сейчас меня с них воротит.

Я правда люблю дедушку, до сих пор. Но я не могу об этом вслух говорить. Да еще в тот момент, когда выясняется, что он мне деньги оставил. Пусть и просроченные. Я просто сказала, что потом посмотрю когда-нибудь эту папку.

Мам губами дернула, будто муху проглотила. И говорит:

— Сейчас на эти деньги только трусы купишь. На распродаже.

И сама вдруг от хохота сгибается пополам. Как мы в школе, когда опять какая-нибудь фигня происходит и остается только ржать.

А я ей тогда говорю про синее платье из «Вавилона». Что если бы были деньги… И молчу.