Удар молнии. Дневник Карсона Филлипса

– їHola? – сказал он и воровато огляделся. Я спрятался за ксерокс. – Здоров, братан, ты как?

Так, минуточку. Мне показалось, или?..

– Да ничего, просто секретаршу лапал, – сказал Эмилио… по-английски безо всякого акцента! – Еще одна – и я побью собственный рекорд! Только сегодня утром главную отличницу на отлично поимел!

Он поднял голову и увидел меня за окошком. El panic loco.

– Я тебе перезвоню, чувак, – пробормотал Эмилио.

«Надо поболтать», – одними губами сказал ему я.

Мелери я написал тут же. Решил, что с Эмилио помощь мне не помешает.

«У меня экзамен!» – написала мне Мелери.

«Надоели мне твои отмазки!» – ответил ей я.

Через десять минут мы с Мелери в классе журналистики светили яркой лампой Эмилио в лицо. Мелери даже камеру свою на него направила. Совсем как «Закон и порядок», только заранее не догадаешься, чем все кончится.

– Итак, засранец-иностранец, как давно ты уже прикидываешься студентом по обмену? Теленовеллу свою выключай, Мелери отлично знает испанский и всякого самозванца раскусит на раз.

– Si, – подтвердила Мелери. – А еще у меня свободный кельтский и эльфийский. Говори! Что ты скрываешь? – Она явно вернулась в роль. – Тебя хоть на самом деле зовут Эмилио?!

Эмилио вжался в кресло и стыдливо опустил глаза.

– Меня зовут Генри Каппервинкуль.

Я изо всех сил постарался не расхохотаться, но к глазам подступили слезы, а плечи задергались. Генри Каппервинкуль? Он издевается? Да я даже сейчас мысленно угораю над этим! С ума сойти.

– Я из Сан-Диего, а не из Сальвадора, – продолжал Генри.

– Парк «Морской мир»! Я так и знала! От него немножко пахнет дельфинами. – Мелери ткнула в Генри пальцем. – Что еще? Отвечай!

Я просто молчал и ей не мешал.

– Весь испанский, что я знаю, – из учебника, который я стащил, – продолжил Генри. – Я все время повторял одни и те же десять фраз, а никто даже не заметил! Люди здесь просто беспросветные кретины!

– Хм, – сказал я. Интересная мысль.

– Пожалуйста, не рассказывайте семье, у которой я живу, – попросил он.

– Но зачем вообще так делать? – спросил я. Меня мучило скорее любопытство, чем презрение. Вы же меня знаете, я не могу не проникнуться уважением к людям, которые прогнули систему под себя.

– Смеешься? За пару баксов в месяц мне обеспечены еда и жилье. – Его взгляд мечтательно устремился вдаль. – И девчонки. Девчонки тащатся, если парень хоть немного говорит по-испански. Просто немного «рррр» – и все, штабелями ложатся.

– Теперь понятно, – сказала Мелери. – Я тебе столько открыток с «Доктором Кто» наприсылала на испанском, а ты их даже не понимал!

– И сколько ты уже этим занимаешься? – спросил я.

– Пару лет, – сказал Генри. – Это мой приятель придумал. Он ходит в школу Линкольна. Все думают, что он из Нигерии. Причем он бел как мел, но никто об этом не спрашивает, потому что все боятся, что их примут за расистов.

Я просто молча смотрел на него. Схема была гениальной, но я не собирался в этом признаваться.

– Чувак, ну ты же не можешь винить меня за это, – сказал он.

– Могу, – возразил я. – Mucho даже могу. – К счастью, у меня еще осталась одна листовка, которую я собирался сохранить для памятного альбома. – Это тебе, si se puedeфил.

После уроков мы с Мелери прикололи фотографию Эмилио на доску Кловергейта и зачеркнули ее. Четвертый день операции принес мне нежданную удачу!

Yo soy un afortunado hijo de puta! Что, если верить Google-переводчику, означает: «Я везучий сукин сын!».

19 октября

КЛОВЕРГЕЙТ, ДЕНЬ ПЯТЫЙ: СОБРАНИЕ

Настал день икс: или пан, или пропал.

Всю ночь я не мог заснуть. Вертелся и ворочался, мучительно представляя, чем может закончиться эта встреча, если все пойдет не по плану.

У всякого может найтись компромат на кого-нибудь, но как мне убедить всех этих людей, что я смогу использовать его против них? Что, если они просто наотрез откажутся сотрудничать? Раскрою ли я в самом деле всей школе их тайны? Поверит ли мне хоть кто-то? Я все-таки не мисс Конгениальность.

Начать можно с одной какой-нибудь тайны, посмотрим, хорошо ли разойдется. Проснется ли в остальных охота участвовать, если они увидят, как рушится жизнь их друга? И кого мне выбрать пешкой? Смогу ли я взаправду сломать человеку судьбу? И если да, то чем я тогда буду лучше них?

Я знал, что делать. Нужно убедить всех, что у меня есть влияние среди учеников и заодно – что мне хватит жестокости выдать все их секреты. Это будет довольно трудно, учитывая, что я всего-то редактор провальной газетенки.

Весь день у меня ужасно кололо в груди и животе. Я так нервничал, что боялся, не начнется ли у меня и в самом деле понос.

Все это время я не сводил глаз с часов. Наконец прозвенел последний звонок, и уроки закончились. Пора.

Я пошел в класс журналистики и немного прибрался там. Было здорово наконец принимать гостей – раньше в этом классе не бывало больше семи человек за раз. Я даже подумал сходить в магазин и купить закусок, но вовремя вспомнил, что у нас не вечеринка.