Удар отложенной смерти

Внук влиятельного и грозного генерал-лейтенанта КГБ, Анджей Озирский был необыкновенным с младенчества. Его мать играла на рояле, а ребёнок хрустальным голоском пел «Аве. Мария», доводя слушателей до слёз. Тогда он был очаровательным голубоглазым ангелочком с золотыми локонами.

Но потом волосы ребёнка стали стремительно темнеть, а голос очень рано «сел». Уже в семь лет, к моменту поступления в хор мальчиков при академической капелле, Анджей мог исполнять лишь «вторые» партии. Впрочем, ему это было выгодно – таких голосов традиционно было мало, и конкуренция ему не грозила.

Через какое-то время выяснилось, что эта стезя Анджея не манит. Имея абсолютный слух и другие данные для того, чтобы стать певцом или музыкантом, он сбежал из капеллы. Мать была очень недовольна, целый месяц не разговаривала с сыном. Но положение спас дед, который за руку отвёл внука во французскую школу. Там как раз и преподавала Мария Озирская, которая, образно выражаясь, драла с сына каждый день по три шкуры.

Мальчик к тому времени уже прочитал все учебники до четвёртого класса включительно, а потому на уроках страшно скучал. Развлекался тем, что под партой раскрывал книги Жюля Верна, Сабатини, Дюма – и погружался в волшебный мир приключений.

Далее всё получилось по классической схеме – переходный возраст, дворы-колодцы, гитара, плохая компания. Шлюха-соблазнительница, сделавшая его мужчиной, и девчонка-ровесница, затянувшая Андрея в омут наркомании. Кроме того, когда ему было двенадцать лет, брат одного из приятелей заметил красивого сорванца из богатой семьи. «Откинувшийся с зоны» парень стал смиренно просить Андрея спрятать дома то чемодан, то коробку, то сумку. Он резонно рассудил, что искать краденое в квартире генерала КГБ никто не станет.

Андрею льстило, что двадцатипятилетний мужик общается с ним, как равным. В то время ему хотелось стать членом вполне серьёзной шайки. Будущий капитан милиции добился этого на четырнадцатом году жизни. С той поры на его груди остался вырезанный ножом крест, а на правом плече – татуировка «Джинн, вылетающий из бутылки». Наискосок, под левой лопаткой, Андрей пожелал выколоть запертые на замок губы. Надпись под ними гласила «Свобода слова»…

Все эти автографы Озирский продемонстрировал Захару два года назад, когда тот явился в Ульянку и предложил перейти в их отдел. Таможенный инспектор как раз спал после дежурства. Он принял Горбовского, сидя на тахте в одних трусах. Совершенно наплевал на то, что гость – майор милиции и начальник престижного подразделения. Мол, если нужен вам, возьмёте и таким. Взяли, несмотря на судимость за ограбление продуктового ларька. Тогда внуку генерала Озирского удалось выплыть на условный срок лишь из-за малолетства. Дед же наотрез отказался ходатайствовать о смягчении участи юного разбойника.

Михаил Иванович Грачёв познакомился с Озирским благодаря двум своим сыновьям. Михаил Ружецкий работал каскадёром бок о бок с Андреем. Всеволод Грачёв знал его по другим делам – и тоже с самой лучшей стороны. Оба отмечали массу достоинств Озирского, не забывая, конечно же, и о недостатках. В итоге Грачёв посоветовал своим замам Горбовскому и Петренко навсегда позабыть об ошибках молодости таможенного инспектора. Потому что во вновь создаваемом подразделении без такого человека не обойтись.

Геннадий Петренко, тонко разбирающийся в человеческой психологии, с шефом моментально согласился. Мальчишка, который хулиганил и даже воровал в четырнадцать лет, мог делать это для самовыражения, из желания показать характер. Потом, переболев этой заразой, он может взяться за ум. И тогда из него можно воспитать уникального опера, то есть знак минус поменять на плюс. А по модулю эта личность давно уже выдающаяся. И счастье, что Андрея тогда не посадили, не толкнули в «малину».

Перед тем, как закончить юридический факультет университета в Киеве, Петренко был учителем в Сумах, а в Ялте работал с несовершеннолетними правонарушителями. Сам он тоже прошёл через трудное детство, имел богатую практику, и потому прекрасно разбирался в людях. Вместе с Горбовским он поручился перед руководством Главка за вновь принятого сотрудника.

Глупо, конечно, было думать, что тридцатилетний мужик будет, как пацан, бить стёкла в ларьках, таскать оттуда вино и папиросы. Но любой неискушённый службист мог лишить отдел уникального сотрудника только потому, что тот так и не встал на путь исправления. Выражалось это в том, что Андрей на следствии не назвал ни одного своего сообщника.

В первую же ночь, когда его взяли у ларька, при задержании как следует побили. В КПЗ, заставили ночь простоять у стены с заложенными за голову руками – чтобы угомонился и не качал права. Потом, конечно, менты долго извинялись перед генералом Озирским, уверяли, что ничего об его внуке не знали. Но ведь нельзя же отпустить мальчишку только потому, что он из уважаемой семьи, которую, кстати, опозорил…