Удар отточенным пером

– Вы, Владислав Юрьевич, вместе с Каранаваловым и всей администрацией сегодня назначены ведьмами, а значит, вас сожгут, несмотря на то что фреон не горит.

– И что делать? – с интересом спросил Селиверстов, который совершенно не испугался зловещих метафор уважаемого эксперта, а даже как будто, наоборот, обрадовался такому повороту дела. – Вы ведь не для красного словца про ведьм и костры инквизиции?

Селиверстов с Викой перекинулись взглядами, она уже собиралась что-то ответить, но тут вмешался Борис:

– Надо их просто вырубить! И все! – Борис рассек рукой воздух, наглядно показав, как все это будет происходить.

– Нет-нет, нельзя… – проговорила тетка ласково. – Рай не существует, Олимп необитаем, а цель пропаганды в том, чтобы люди сидели на месте, думая, что разобраться в потоках лжи все равно невозможно… А мы не будем сидеть, мы будем экзорцировать.

– Что, простите? – переспросил Селиверстов.

– Охота на ведьм так охота на ведьм. Будем экзорцировать: изгонять дьявола горящим поленом, – пояснила Виктория и тоже ткнула меня в бок, потому что машина остановилась у здания телеканала и пора было выходить.

Глава 22. Большое экспортное падение

Ведите себя так, как будто вы культурные люди.

(надпись на заборе)

Сначала нас пытались не пустить в студию, но попытка была довольно вялая. Во-первых, с нами был Борис, а с ним его корочки, во-вторых, компания сама по себе выглядела изумляюще. Путь прокладывал высокий следователь в форменном мундире, следом мчался Селиверстов, за которым летели полы его длинного пасторского шерстяного пальто, за ними Вика трогательно балансировала на псевдо– или, может быть, и не псевдо-, лабутенах, потом шел я, гордо сверкая розовой лангеткой, и замыкал шествие водитель Бориса, тоже в форме и при погонах.

Пока мы пробирались в студию, вновь начался прямой эфир. Миллер восседала в центре сцены, от которой в четыре стороны расходились лучи-подиумы. Лучи вели к трибунам, расположенным по кругу. Входить в зал Виктория не стала, расположившись сбоку от крайней зрительской трибуны, куда не попадали взгляды камер. Я успел заметить, что все места в зале заняты; среди зрителей несколько лиц показались знакомыми – это были журналисты, Викины подзащитные или наоборот. Журналисты в нашем городе судились так часто, что не было никакой возможности запомнить, кому наши экспертизы помогли отстоять свободу слова и закон о СМИ, а кому как раз таки присудили отвечать за свои слова.

Согласно сценарию передачи, пора было отвечать на вопросы зрителей.

– Ада Львовна, как вы думаете, почему администрация завода так испугалась газеты местного значения с небольшим, в сущности, тиражом? Не проще ли было ее игнорировать, чем тратиться на эксперта, юриста, суды? – спросил мужчина, представившийся репортером местного «Московского комсомольца».

Вопрос был не опасный, по моим прикидкам, Миллер должна была развести говорильню о силе печатного слова, как словом воскрешают или убивают и все такое. Так она и сделала.

Пока профессор разводила эти прогнозируемые турусы, Виктория в сопровождении Бориса на пару секунд исчезла в темноте студийного пространства, а вернувшись, прошептала:

– У нас пятнадцать минут эфирного времени. Врезки с видеороликами обещали не ставить. Реклама пойдет. Остальной эфир полностью наш.

– Что будем делать, командир? – спросил Борис с улыбкой.

Стоя кучкой в укромном углу, мы были похожи на секретную киношную спецгруппу.

– Для начала заведем беседу, – ответила Вика, окидывая глазами зал. – Вот этот подойдет, – кивнула она в сторону кудрявого блондина в шарфе и голубом свитере, который сидел к нам ближе всех и выглядел так, как будто писал о культуре.

– Что этот? – переспросил Борис, но ответом было только маловразумительное мычание.

Виктория быстро набирала на телефоне сообщение. Я, кажется, понял, что она задумала. Оставалось только надеяться, что она точно помнит, кто из этих журналистов остался нам благодарен после суда, а кто не очень. Мы наблюдали, затаив дыхание.

Вдруг кудрявый блондин, на которого показала Вика, потянулся к карману брюк, вытащил телефон и удивленно вскинул брови, прочитав сообщение. Окинув взглядом студию, как будто искал кого-то, он поднял руку и встал, как только ведущий указал на него. Через пару секунд блондин уже говорил в микрофон хорошо поставленным голосом, не глядя в телефон, но довольно точно воспроизводя присланный ему Викой вопрос:

– Ада Львовна, газета «Рабочая сила» активно использует на своих страницах знаки советского прошлого. Все тексты пронизаны, так сказать, пафосом борьбы пролетариата с буржуями и капиталистами-эксплуататорами. Часто звучат лозунги вроде «с каждого по возможностям, каждому по потребностям», «землю – крестьянам, фабрики – рабочим», «покажем рабочий кулак». Сами названия «Рабочая сила» и «Единым фронтом» отсылают к советской символике и риторике. Насколько, по-вашему, эта риторика актуальна в современной экономической ситуации?