Удар отточенным пером

– В тактике самосуда! Я бы так назвал это.

Раздался грохот – турка с жалобным звоном покатилась по плиткам пола. Дорогой галапагосский кофе рассыпался.

Селиверстов выругался, а в кабинет просунулось молодое личико его новой помощницы, которая оказалась гораздо симпатичнее Юли. Девушка молча кинулась убирать бардак. Селиверстов поблагодарил, но даже не посмотрел в ее сторону.

– Слыханное ли дело – суд поверил какому-то интервью, а не документам о вашем образовании и научных заслугах! – Он снова обратился к Виктории. – Может быть, скоро высшая аттестационная комиссия будет присуждать ученую степень, а госпожа Миллер будет ее отбирать? Надо будет на следующем суде предъявить этот аргумент…

– Вы не сможете, – грустно возразила Виктория.

В такие моменты она похожа на плохую актрису, изображающую инопланетного робота в советском фильме о космосе, и в детстве мне всегда хотелось вылить ей на голову ведро воды. Собственно, я так и делал, поливал ее, щелкал у носа пальцами, сталкивал со стула, чтобы не важничала. Однажды Вика сломала руку, потому что была так далеко, что не успела, как говорят практики йоги, вернуться в тело, когда я толкнул ее. Мама чуть не убила меня. Стыдный эпизод моего детства.

В отличие от меня в детстве, Селиверстов гораздо быстрее приспособился к особенностям поведения своего эксперта. Он несколько раз прошелся вдоль окна, привлекая ее внимание, и наконец просто сел напротив и долго смотрел ей в лицо:

– Почему это я не смогу? – тихо спросил Селиверстов.

– Дело не в вас, – очнулась Вика и заговорила, постепенно набирая скорость. – Дело в их тактике. Они решили не давать нам возможности ответить. Суд – это прения сторон, как известно. Вот именно прений они и будут всячески избегать. В лингвистике это называется речевой стратегией коммуникативного саботажа. Они будут любыми способами уклоняться от темы: менять ее, брать контроль над информацией и тому подобное. Главная их задача сейчас – не дать нам возможности возразить. Потому что их аргументы слабее наших. Обратите внимание, они не используют один ход дважды. Юля Волобуева слила им неверную экспертизу, и больше они даже не пытаются узнать через нее о наших планах…

– Юля уволилась, как видите, у меня теперь другой секретарь, – перебил Вику Селиверстов, тон его был холоден.

– Правда? Я не заметила. Но как бы то ни было, ход отработан лишь единожды.

Уважаемый эксперт вновь погрузился в размышления и больше не обращал внимания на нас.

– Вы Юлю совсем уволили? – осторожно спросил я главного юриста.

– Она сама уволилась. Я предложил перевести ее в канцелярию, с потерей зарплаты конечно. Но она не стала это обсуждать: разрыдалась и убежала в слезах. А на следующий день передала через девчонок заявление на увольнение.

У Чехова в записных книжках есть фраза: «Что прикажете делать с человеком, который наделал всяких мерзостей, а потом рыдает?» Я пожал плечами: ответа у меня, как и у Чехова, не было.

Наконец Вика вынырнула из своего сомнамбулеза, мы с Селиверстовым даже вздрогнули от неожиданности:

– Думаю, в следующий раз журналисты будут говорить о том, что скоро мы все умрем, – сказала она убежденно.

– Простите, что? – переспросил Селиверстов, даже не пытаясь скрыть удивление.

Он все еще сидел рядом с Викой на диване.

– Умрем? – повторил юрист, с трудом поднимаясь.

– Именно, Владислав Юрьевич, – сказала Виктория, тоже вставая, и начала собираться.

– Ну и хорошо, – пробормотал Селиверстов, снова дотрагиваясь до своей злосчастной поясницы. – Я уже в общем-то почти близок к такому исходу. У вас есть день перед следующим судом…

– У вас тоже, Владислав Юрьевич… – не выдержал я, и юрист обернулся ко мне с выражением не меньшего удивления, чем в адрес моей родственницы. – Вам надо к неврологу. Завтра же. А лучше к вертеброневрологу.

Селиверстов скривился и махнул рукой:

– Врач прописал разные мази, но ничего не помогает.

– Мази и не помогут, – ответил я. – Пять-шесть новокаиновых блокад – и будете как новый.

– Пройдет, думаете? – удивился он.

– Думаю, да. У вас зажало нерв от сидячей работы, и ваше состояние обостряется с каждым полученным нервным потрясением. А поскольку нервные потрясения вы получаете практически каждый день на судах, болезнь прогрессирует катастрофически быстро. Выход один – поясничный отдел позвоночника необходимо обезболить и блокировать воспаление. А это – новокаиновая блокада.

– Иногда от ветеринара тоже бывает польза, – усмехнулась Вика, и они с Селиверстовым рассмеялись, как будто это была хорошая шутка.

– Хорошо, сделаю, – кивнул Селиверстов, откидываясь спиной на стул. Сейчас он ничего не изображал, не пытался производить впечатление, и я подумал, что и Владислав Юрьевич может выглядеть при желании вполне по-человечески.

– Так что мы делаем? Игнорируем все эти журналистские вбросы? – спросил Селиверстов, когда мы с Викой уже стояли в дверях полностью одетые.

Виктория резко обернулась:

– Ни в коем случае!

– Что же тогда? – сморщился юрист.