Удар пламенной кобры

Это была ключевая фраза, объяснявшая все ложные следы и все официальные версии кремлевской игры в терроризм накануне первого тура. Однако вторая серия взрывов в троллейбусах центральных маршрутов, прогремевших подряд 11 и 12 июля, казалось бы, опровергала версию хладнокровно и цинично создаваемой в Москве обстановки террора с последующим объявлением чрезвычайного положения и отменой выборов. Ведь уже все стало на свои места в сюжетной интриге Гусинского и Березовского, а также примкнувшего к ним Чубайса. Сосковец, Коржаков и шеф ФСБ Барсуков изгнаны как изобличенные злодеи, пытавшиеся подставить ножку «всенародно избранному» аутсайдеру, сам он сохранил монополию на трон, а председатель Центризбиркома Николай Рябов готовился отбыть послом в Чехию, где его не достанут назойливые вопросы оппозиции.

Запад глухо ворчал: приложены максимальные усилия для получения почти нулевого результата. Миллиарды долларов, выделенные с расчетом на «некоторые нарушения норм объективности и правил финансирования избирательной кампании», дали такой расклад объективности, что ради положительного сальдо пришлось спешно причислить усилиями Чубайса еще и тридцать пять градусов Цельсия в качестве электоральных процентов, иначе победа не выпевалась и не вытанцовывалась. И даже при таком раскладе 43 процента получилось - за Зюганова. Кто после этого поверит, что все они станут жить по указам президента?.. Тут снова пошли экономные до трогательной гуманности тротиловые эквиваленты: 200 граммов на троллейбусный маршрут № 12, 200 граммов - на маршрут № 48, 200 граммов - на автобусный маршрут, когда уже в парк ехать. И еще восемь раз по столько тротила позволили нечаянно обнаружить в людных местах. Зачем? А затем, чтобы мыслили, как существуют. Чтобы лето случилось жарким, и чтобы грозы не было. Чтобы забыли, но, чтобы и помнили. Чтобы ничего никому не надо было объяснять. И чтобы каждая буфетчица в Москве знала, где принимают донорскую кровь, которой с приближением выборов всегда не хватает.

Как спасаются крокодилы

Желая любви без ненависти и власти без насилия, электорат покорно брел заложниками в туманную перспективу , освобождающих опытов робота-сапера по прозвищу Вася-маленький. И разум возмущенный давно уже не кипел, а только булькал. И дай бог, чтобы Вася-большой не понадобился, когда картавая, в погребальном аквариуме, бороденка перестанет быть культовой. Все эти актуальные тревоги имели отношение к дону Рикардо как халат в чужой ванной.

Еще более далек был от них шеф-повар ресторана «Токио». Тут он вообще в нулевом градусе смысла. Волнения разрывали закольцованную кухней поварскую жизнь, если, допустим, запаздывал рейсовый самолет «Аэрофлота» из Токио, с которым раз в неделю доставлялись для ресторана хрупкие сушеные рыбки и специи, каких нигде больше в мире нет.

Сложности иного характера возникали в дни, когда в Москву наезжал из Турции или Испании дон Рикардо. В такие дни сильно нервничал метрдотель Кобаяси-сан, хотя это было заметно только по тому, что он почти не мигал - так напрягались мышцы сложно улыбавшегося лица. Важный посетитель со своими «якудза» никогда не уединялся в отдельном кабинете, предпочитая открытые встречи с московскими сотрапезниками. Впрочем, в кабинете не было необходимости, поскольку «якудза» требовали немедленно закрыть ресторан , на неопределенное время, и Кобаяси-сан вынужден был обзванивать постоянных клиентов с извинениями от имени фирмы, а потом делал служебный звонок господину с трудной русской фамилией - Цимбалистов, докладывая ему обо всем, что видел и слышал. Уважаемый господин возглавлял гостиничный комплекс «Россия», куда входил и ресторан «Токио». Цимбалистов-сан неизменно спрашивал: «Что, опять пиранья приплыла?»

- Осень даже, - неизменно отвечал Кобаяси.

- Скажи ему, пусть побыстрее доедает свою «сюсеку» и отправляется в мавзолей Ленина... Нет, ты обязательно скажи ему, что оттуда уберут святые революционные мощи, и он сможет купить себе эту гробницу, она ему скоро пригодится.

- Осень даже, - отвечал Кобаяси-сан и отправлялся проверить, жив ли корм для пираньи, которая ютилась в довольно тесноватом аквариуме. Дон Рикардо любил кормить ее на виду у всех. Не все, правда, переносили это зрелище, когда пиранья в секунды обгладывала живого крольчонка до скелета, и жестокий аттракцион укрыли в отдельном помещении.