Удар по своим: Красная Армия: 1938-1941 гг.

Главную скрипку во «вскрытии» причин поражения Западного фронта играл, конечно же, Мехлис, облеченный большими полномочиями и личным доверием Сталина. О расположении вождя к своему бывшему секретарю знали в ЦК партии и Наркомате обороны. Поэтому Тимошенко, чувствующий и личную, притом немалую, вину за неудачи войск в начальный период войны, сам, видимо, побаивался своего заместителя по политической части, реально сознавал, что участь генерала армии Павлова вполне может повторить и он, маршал, нарком и Герой. Тем более, что в архивах НКВД до поры до времени лежали показания и на него, как на участника «военного заговора» (показания командарма 1-го ранга И.Ф. Федько, комкоров С.П. Урицкого и В.В. Хрипина, комдива Д.Ф. Сердича).

Итак, «глубоко разобравшись» в обстановке, Мехлис 6 июля сообщил телеграммой Сталину, что Военный совет фронта решил арестовать и предать суду его бывшее руководство. Свое согласие Сталин не замедлил дать: «Тимошенко, Мехлису, Пономаренко. Государственный Комитет Обороны одобряет ваши мероприятия по аресту... и приветствует эти мероприятия как один из верных способов оздоровления фронта»²².

Читая эти строки, еще и еще раз убеждаешься в том, что и в

1941 году Сталин оставался верен себе: аресты и только аресты могли переломить настроение людей, оздоровить обстановку. Как и прежде— в годы Гражданской войны и в межвоенный период — он считал репрессии одним из вернейших и наиболее надежных способов выправления положения на фронте.

В тот же день, 6 июля, Павлов был официально арестован. Хотя сам он, как помечено в первом протоколе допроса от 7 июля, заявил, что арест произошел 4 июля. Этот первый допрос был глубокой ночью с 6 на 7 июля.

«Вопрос: Вам объявили причину вашего ареста?

Ответ: Я был арестован днем 4 июля с.г. в Довске, где мне было объявлено, что арестован я по распоряжению ЦК.

Позже со мной разговаривал зам. пред. Совнаркома Мехлис и объявил, что я арестован как предатель.

Вопрос: В таком случае приступайте к показаниям о вашей предательской деятельности.

Ответ: Я не предатель. Поражение войск, которыми я командовал, произошло по независящим от меня причинам.

Вопрос: У следствия имеются данные, говорящие за то, что ваши действия на протяжении ряда лет были изменническими, которые особенно проявились во время вашего командования Западным фронтом.

Ответ: Я не изменник, злого умысла в моих действиях, как командующего фронтом, не было.

Я также не виновен в том, что противнику удалось глубоко вклинится на нашу территорию».

И далее:

«Вопрос: Части округа были подготовлены к военным действиям?

Ответ: Части округа к военным действиям были подготовлены, за исключением вновь сформированных...

Вопрос: Если основные части округа к военным действиям были подготовлены, распоряжение о выступлении вы получили вовремя, значит, глубокий прорыв немецких войск на советскую территорию можно отнести лишь на счет ваших преступных действий как командующего фронтом.

Ответ: Это обвинение я категорически отрицаю. Измены и предательства я не совершал.

Вопрос: На всем протяжении госграницы только на участке, которым командовали вы, немецкие войска вклинились глубоко на советскую территорию. Повторяю, что это результат изменнических действий с вашей стороны.

Ответ: Прорыв на моем фронте произошел потому, что у меня не было новой материальной части, сколько имел, например, Киевский военный округ»²³.

Многочасовые утомительные допросы следовали один за другим. День сменял ночь, а допросы продолжались. Например, первый из них начался, как указано в его протоколе, в половине второго ночи и окончился в 16 часов 10 минут, то есть продолжался почти пятнадцать часов. Допросы проводили упомянутый выше старший батальонный комиссар Павловский и следователь того же

3-го Управления НКО старший лейтенант госбезопасности Комаров.

В «сражении» со следователями победа за Павловым была только в первом бою, т.е. на первом допросе. После этого Павловский и Комаров, руководствуясь указаниями Мехлиса, приняли «дополнительные» меры к арестованному. На что ушли остаток 7 июля, целый день 8 и еще полдня 9 июля. И они добились того, что Павлов заговорил так, как это нужно было следствию. В протоколе допроса от 9 июля отмечено, что подследственный заявил: «Анализируя всю свою прошлую и настоящую деятельность, я счел необходимым рассказать следствию о своих предательских действиях по отношению к партии и советскому правительству...»