Удар током

Покурили. Вернулись в квартиру именинника. За чаем разговор о будущем и настоящем продолжился. Нина Георгиевна слушала болтовню в полуха, больше любуясь сыном, добившимся к 25-летнему юбилею учёной степени, интересной работы и особых привилегий от службы в Конторе. Но в какой-то момент напряглась, когда в запальчивости гость заговорил о вещах малопонятных и в чём-то крамольных:

— Я тебе отвечаю, система к началу девяностых себя изживёт, безумная гонка вооружений убьёт экономику страны, Горбачёв подведёт страну к развалу, а пьяница Борька поставит крест на СССР!

Увидев негодующий взгляд куратора, замолчал, но было поздно, Нина Геогиевна уставилась на говоруна Петрушевского:

— Простите, что вмешиваюсь, Дима, но вы рассуждаете как диссидент. Что значит система изжила себя? Имя Горбачёва знаю, нынче второй секретарь Ставропольского крайкома КПСС, встречалась на курсах повышения квалификации в Высшей партийной школе и причём тут он? Поделитесь, пожалуйста, а "пьяница Борька", что за персонаж?

— Видите ли, Нина Георгиевна, это тенденция к которой приходят тоталитарные и коммунистические системы. Лучший способ — демократические перемены и экономические реформы.

Взглянув на вытянувшееся лицо Соболевой и хмурый взгляд её сына, понял что ляпнул лишнее. Надо немедленно исправлять ситуацию, так и врагов недолго нажить. Петрушевский закашлялся, чтобы скрыть досаду за крамольные агитки.

— На самом деле это плод моих фантазий, не обращайте внимания. Я много читаю политической и исторической литературы. Свои прогнозы не афиширую, если вот только в узком кругу среди друзей… В смысле, здесь на кухне. Я могу лишь предполагать, как будет развиваться политическая история нашей страны. Кто может стать Генеральным секретарём, как будет формироваться внешняя политика СССР, экономическая картина будущего, культурные и технические перспективы. Пожалуйста, не обращайте внимания. Ой, уже поздно, пожалуй пойду. Спасибо за вечер, только руки сполосну, куда мне пройти?

Нина Георгиевна собралась ещё что-то спросить, но остановилась и растерянно произнесла:

— Конечно, Дима. Ванная по коридору направо.

Когда гость вышел, Нина Георгиевна вперилась в сына и грозно прошипела:

— Это что за разговоры такие?! Витя, ты кого привёл?

— Извини мам, но только между нами: Дима числится в штате, он консультант с неповторимыми способностями, таких единицы. Что сболтнул лишнее, забудь, а я ему выволочку ещё устрою.

— Ах вот оно что! Я же не знала. Не надо ругать, не надо. И что бы он там не говорил, Дима спас тебе жизнь, уже за это можно закрыть глаза — юноша молодой, горячий. Извини, сынок.

На улице, Соболев накинулся на приятеля:

— Ты, что охренел, Дима? Мать преподаёт историю и политэкономию в Таврическом, ну ты слышал, в Высшей Партийной школе, а до этого работала в секретариате Смольного. Она коммунист, член комитета партийного контроля вуза. А ты такое вывалил.

— Каюсь, Витя, прости дурака. Не даёт покоя будущее, просто сам не знаешь, какие катаклизмы испытает страна. Я многое изложил в Москве, очень надеюсь, что информация уйдёт наверх в ЦК и там примут меры. Так хочется чем-то помочь стране, почувствовать объективный подход к проблемам общества и увидеть результаты корректировки.

— А как себе это представляешь, Дима? Как по твоему в Политбюро должны реагировать? Организовать партийные чистки, сажать пачками взяточников и вредителей, издавать особые указы, менять законы и Конституцию СССР, а затем с разбегу установить либерально демократический режим? Сам понимаешь, что это бред. Второй революции советским людям не надо. Что там происходит в правительстве, не знаем и не узнаем. Там не дураки сидят, разберутся. Наше подразделение отправляет наверх собранную информацию, это наша прямая обязанность, а политика не наша епархия. Твоя неоценимая помощь заключается в подробном изложении подробностей будущего, поверь, эти материалы анализируются и учитывается, за что огромное спасибо. Но не надо трепать языком где попало, ведь это часть нашего договора.

Петрушевский шагал опустив голову, прикрывая воротником лицо от хлопьев снега летящих в лицо. Дмитрий терпеть не мог подобные нравоучительные беседы. Перекормленный, в своё время, агитками и лозунгами о светлом будущем., Петрушевский мог сравнивать настоящее с будущим. Алкоголь развязал язык за столом и подталкивал к дальнейшему спору, но пререкаться не стал, замкнулся и угрюмо заметил:

— Трепал языком не где попало, а в гостях у друга. Извини за неловкость, больше подобное не повторится.

Соболев остановился, достал сигареты, протянул пачку:

— Будешь? Не обижайся, светлая голова, я не строю, не агитирую, а подталкиваю к целесообразным и взвешенным поступкам. Сегодня неосторожно высказался у в гостях, а завтра обмолвишься в общественном месте, кругом чужие люди. Стуканут в Контору на странного антисоветчика, и кому ответ держать за агента, пренебрегающего правилами конспирации? А ведь вокруг не только друзья…