Удар током

Напротив сидел человек с бегающими испуганными глазами. Внешность никак не попадала под теорию основоположника криминальной антропологии Ломброзо: мужчина внешне был приятен, выглядел мужественно и должен нравиться особам противоположного пола. Соболев посмотрел на начальника, тот кивнул.

— Добрый день, Вадим Викторович, мы хотим побеседовать о истории, которая с вами произошла.

— Начальник, подскажи какая история интересует?

— Вашими криминальными «подвигами» занимается уголовный розыск, нам интересно знать про путешествие из будущего. Расскажите со всеми подробностями.

— Чего тут рассказывать, очнулся на вокзале, вижу всё не так, одет по старинке, народ шастает как раньше. Пока озирался, да прикидывал, что к чему, подошли два мента и потребовали документы. Пошарил по карманам, ксивы нет, вот из заграбастали для проверки. Тамошнему начальнику всё как на духу поведал: жил в 18-м году, поехал на дачу к внукам, вдруг вспышка и уже в прошлом. Это сейчас знаю который год, а тогда растерялся, что делать не знаю.

Панкратов почесал за ухом, попросил покурить. Серебряков взял со стола опера пачку «Беломора» и передал вместе со спичками. Соболев, тем временем, достал специальную анкету разработанную в своё время с Петрушевским. Для современников вопросы могли показаться абсурдными и малопонятными, но не для сотрудников ОЛИБ, знавших будущее на десятилетия вперёд.

— Продолжайте, где жили, чем занимались в будущем?

— Ну, как чем? Работал на МЗМА, на сборочном конвейере автомобили «Москвич» собирал. В 2010 году вышел на пенсию. Жена, дочь, двое внуков.

— Опишите быт того времени, нам ведь интересно, как будут жить потомки.

— Ну, это, в 91-м СССР развалился. Капитализм начался. Всё частное, цены увеличились. Ну, дефицита не стало, всё продавалось.

Панкратов замешкался, что-то вспоминая.

— Телефоны переносные появились на радиоволнах. Телевизоры тонкие, всякие электронные штуки, забыл как называются. Я человек старый, шибко новинками не интересовался, дочка в основном. Вспомнил, за границу свободно выезжала, по путёвке.

Серебряков переглянулся с Соболевым и кивнул. Виктор раскрыл папку, заглянул и ошарашил подследственного:

— Скажите, Панкратов, у вас был такой телефон без проводов? Как он назывался?

— Я и говорю, у дочки был, мне зачем? Как назывался не помню.

— Может вспомните название сотового оператора?

— Не, начисто забыл. Говорю, без этого жить можно. Главное продуктов изобилие, дефициты: бери не хочу. Как коммунисты кончились, так из-за кордона автомобили, одежда, бытовая техника хлынула. Только плати. Доллары свободно, джинсы, бери не хочу, не то что нынче, ОБХСС не дремлет, лишь бы срок накрутить.

— Вадим Викторович, я задам совсем простой вопрос, который вы не можете не знать: какого цвета паспорт в будущем?

— Как это, какого? Такой же.

— А кто страной руководит в том времени, Политбюро?

— Ну, да совет какой-то.

— Последний вопрос, ведь вы москвич. Скажите, как назывался в будущем проспект Максима Горького, а точнее её часть?

— Да хрен его знает, я что должен всё помнить. Жили тихо, никого не трогали. Власть сменилась и ладно. Пенсия хорошая, 250 рублей.

— Кстати о деньгах, не помните, сколько буханка хлеба стоила?

— Начальники, чего пытаете? Говорю, память плохая. Вертайте в хату, устал я.

В разговор вновь вступил Серебряков. Лицо его изменилось: выражение из доброжелательного и располагающего к откровенному разговору, сделалось холодным и каменным. Глаза сверлили никчёмного человечка. Панкратов сжался, чуйка у рецидивиста хорошая, понял — предварительная беседа кончила, сейчас его будут потрошить. И не ошибся.

— Слушай сюда, мокрушник, хватит «толкать фуфло» (обманывать). Будешь в «хате на шконке шмуракам лепить» (в камере на нарах соплякам врать). Мне не надо. Теперь понятно?

Панкратов и Соболев уставились на полковника. Соболев с удивлением к такому глубокому знанию тюремного арго, зек, наоборот, уважительно с пониманием. Серебряков выдержал паузу и продолжил:

— Мы из Конторы и возможности у нас большие. Для начала договоримся, чтобы перевели тебя в пресс-хату. Люди с тобой побеседуют, всё вспомнишь. Договоримся с судьёй, «за жмуриков лоб зелёнкой намажут» (за убитых приговорят к расстрелу). Выбирай: рассказываешь откуда «верхушек нахватался» (узнал) про будущее, на «луну не отправишься» (не расстреляют), получишь свою пятнашку. Другого базара не будет, решай сейчас!

Из Панкратова словно выпустили воздух, он как-то сжался, плечи опустились, на лбу испарина. Серебряков, с его прошлым опытом работы, где доводилось не только вести интеллигентные и умные беседы с агентами разведок, но иногда жёстко ломать спецконтингент, был весьма убедителен.

— Понял, понял, начальник. Сказали бы, что конторские, я думал, за мои дела домогаться станете. Всё расскажу.

— Слушаю, — Серебряков поправил галстук, — как на духу, понял.

— Значит так. После мокрухи я в бега подался, это летом 66-го. Свои грехи описывать не стану, сами знаете.

Серебряков кивнул и выразительно постучал по папке с уголовным делом, продолжай дальше.