Удар в десятку

— Привет, дорогая! Как долго ты будешь здесь? Абсурдность ситуации сняла напряжение Элис, и она засмеялась. И в тот же миг, услышав легкий стук в стекло, увидела за окном бледный абрис лица с мокрыми волосами. Прежде чем она успела испугаться, открылась дверь и вошел Феликс.

— Что ты здесь делаешь в темноте, дорогая? — мягко спросил он. — Где Камилла?

Элис почувствовала такое облегчение, что едва сдержалась, чтобы не кинуться к нему на грудь. После всего случившегося в Кристче, к этой груди ей меньше всего хотелось бы припасть. Но все равно увидеть кого‑то живого в этом странном доме — уже радость.

— Понятия не имею, где она. — Элис пожала плечами.

Феликс сбросил мокрый плащ, откинул назад влажные кудри. От дождя его кожа блестела, а в глазах сверкало насмешливое веселье, которое сейчас ее особенно раздражало.

— Как же так? Она ведь знала, что ты приедешь?

Элис с упреком взглянула на него.

— И ты тоже знал?

— Естественно. Камилла — твоя подруга. Твои друзья — мои друзья, дорогая.

— Не называй меня «дорогой». Я думаю, мы с тобой давно все уладили.

— Да, конечно.

Этот завиток на его виске знаком до боли…

— Тогда, Бога ради, что ты тут делаешь, изображая водителя автобуса? — спросила Элис.

— Мне нравится. И потом, человек должен на что‑то жить.

— Но почему именно здесь? И почему водитель?

— Дор… Элис. Тебе пора уже расстаться с привычкой говорить возвышенно, а то люди догадаются, что ты бывшая актриса. И чем здесь плохо? Западное побережье Новой Зеландии — замечательное место. Потрясающие декорации. Снежные пики, озера, этот невероятный ледник, спускающийся прямо в зелень. Что же касается женщин…

— Избавь меня от подобных разговоров, — прервала его Элис. — Это ты предложил Камилле написать и пригласить меня?

— Что же касается женщин, — невозмутимо продолжал Феликс, — они замечательные. И только твоя подруга Камилла — ведьма. Знаешь, все здешние мужчины валяются у ее ног, включая заезжих туристов. И как это ей удается?

— Ей всегда это удавалось, — нетерпеливо проговорила Элис. — И когда‑нибудь она попадет в беду. Но это не то, о чем ты подумал. Да, ты не ответил на мой вопрос.

— Ты имеешь в виду — нарушить обещание или испытывать терпение ревнивого любовника… или…

— Феликс!

Он взглянул на нее. В его темных глазах застыло нарочитое раскаяние.

— Хорошо, дорогая. Это я предложил Камилле пригласить тебя. Знаешь, я привык здесь есть три раза в день и как следует. Думаю, и ты, наверное, проголодалась. А маленькой Элис нельзя голодать.

— Значит, это была жалость, — сказала Элис.

— Чистая жалость. И Камилла поняла. Она…

— Хорошо. Тогда ты прав. Я очень хочу есть. А где может быть Камилла?

— Не знаю. Может, у Торпов. Или в магазине. Или с кем‑нибудь пьет в отеле. Но ты сказала, что она ждет тебя сегодня. Ну, может, числа перепутала. Память у нее никудышная, и она» всегда пишет себе напоминания в календаре.

— Да, правда. Ну, я думаю, она скоро появится. Подождешь ее?

— Вряд ли эти слова можно счесть приглашением от души, — пробормотал Феликс. — Некоторые гораздо лучше относятся к котам. — Он нагнулся, поднял рыжего кота и прижал к подбородку. Кот замурлыкал от удовольствия. — Я слишком эмоционален. И несмотря на это, если я захочу, то останусь — независимо от того, пригласят меня или нет. И мы посидим. Правда? А к тому времени вернется и Камилла.

— Но…

Феликс махнул рукой, и кот спрыгнул с колен.

— Не надо вежливых протестов. Это не впервые. Мисс Камилла Мейсон — маленькая ленивая чертовка. И если ты пробудешь здесь подольше, то поймешь, что тебе придется делать все по дому самой. Так ты надолго?

Элис почувствовала сильную усталость и была рада обществу Феликса. Она решила не спорить с ним в этой насквозь пропитанной влагой мрачной атмосфере. В конце концов, они всегда были друзьями, и только когда вдруг вообразили, что влюблены, между ними началась борьба.

— Я еще не знаю. И потом, тебя это не должно интересовать.

— А почему бы тебе не вернуться в Англию?

— Нет, — резко ответила Элис. — Ты знаешь, что я этого не сделаю.

— Но ведь твои родители…

— Феликс, ради Бога. Есть одно, что тебе совершенно не идет, — лицемерие. Ты прекрасно знаешь, и не хуже меня, что отец сделает из меня сэндвич — между крылом и шасси своего нового самолета. И потом, я стесняюсь матери, да и не знаю, где она сейчас. В последний раз я слышала, что она в Каннах, но она вполне может оказаться в Нью‑Йорке, Кингстоне или на Ямайке. Они не виноваты, они отвыкли от меня, отправив меня сюда в войну. Так вышло. Я не хочу об этом говорить.

— Но по крайней мере…

— Феликс, если ты снова о деньгах, я влеплю тебе пощечину. Я — личность, я сама способна постоять за себя. Мне нравится все, что со мной происходит. Мне нравится в Новой Зеландии, я тосковала по ней всякий раз, когда возвращалась в Англию. И, к тому же, мне не нужна жалость несостоявшегося продюсера.

— В данный момент, — мягко пояснил Феликс, — я вовсе тебя не жалею.

Его губы изогнулись в привычной приятной улыбке, которая не значила ничего, а лишь служила украшением узкого умного насмешливого лица.

— Так что это тогда?