Ударом шпаги

После этого голова моя очутилась ниже уровня палубного настила, и я больше ничего не слышал. Мои тюремщики сковали мне руки цепью и втолкнули меня в темную зловонную конуру где-то в недрах огромного корабля; когда они открыли дверь, до меня донесся шорох, писк и топот многочисленных крысиных лапок по грязному полу, и сердце мое упало при мысли о том, что мне предстоит остаться здесь, в этой гнусной дыре.

— Долго ли меня здесь будут держать? — спросил я у одного из матросов.

— Только до тех пор, пока тебя не вздернут, — ответил тот.

— И когда же это произойдет?

— Завтра, я полагаю. Капитан Эмброуз никогда не откладывает такого рода дела, а сейчас он порядком зол, потому что эти дьяволы наделали немало хлопот и всё зазря. Так что, недоросток, можешь приступать к молитвам!

— Господи, помоги мне! — пробормотал я.

— Ему придется для этого здорово постараться, — сказал один, и другие захохотали в ответ на столь сомнительную шутку; затем, заперев за собой дверь, они ушли, оставив на полу для меня каравай хлеба и кувшин с водой. Я остался в темноте.

Почти целых два часа я мерил шагами эту мрачную дыру с тоской на сердце и в смертельном страхе, разъедавшем душу, потому что жизнь моя могла закончиться, так и не начавшись, а ведь по возрасту я не дорос еще до настоящего мужчины. Я передумал обо всем, что случилось со мной после того, как я повернулся спиной к Керктауну, и поразился неимоверному количеству неудач, постигших меня с тех пор. Я голодал, я стал обладателем важного секрета, которым не сумел воспользоваться, но которым пожертвовал, чтобы спасти свою шею от петли, я подстроил ловушку своим убийцам, бежал, очутился среди бандитов, и вот теперь завтра, если тот матрос не солгал, меня должны повесить, хоть я не совершал никаких преступлений и совесть моя чиста. Правда, за эти несколько дней я увидел и пережил больше, чем ожидал увидеть и пережить за всю свою жизнь. Не удивительно, что выловившие меня англичане не поверили моей истории — да я и сам бы ей не поверил! — но все равно я очень сокрушался и переживал, тем более что у меня отобрали мою добрую шпагу вместе с кинжалом де Папильона и отцовским самострелом, которые я сумел сохранить даже в плену у пиратов.

От всех этих тяжких мыслей голова моя разболелась настолько, что я прилег на полу и попытался заснуть; но мозг у меня был настолько перевозбужден, что я мог лишь сидеть на полу и уныло размышлять о своей судьбе, хотя полностью я надежды не терял и продолжал верить в лучший исход.

Спустя некоторое время, проведенное мной в таком состоянии, дверь моей темницы раскрылась, и мой тюремщик грубо приказал мне встать и следовать за ним, ибо капитан Эмброуз желает говорить со мной. Когда я вышел за дверь, двое матросов при кортиках подошли сзади и последовали за мной в качестве конвоиров. В полном молчании мы миновали темный трюмный проход, затем пересекли среднюю палубу, откуда узкий крутой трап вел наверх, и наконец я очутился в просторной каюте со стенами, отделанными дубовыми панелями и уставленными темными шкафами, и с широким окном, откуда открывался великолепный вид на море с крутыми пенистыми валами, бегущими за нами вперегонки, потому что ветер поднялся снова я судно имело хороший ход. За столом в каюте сидел капитан Эмброуз, а рядом с ним — молодой франт, который пинал меня сапогами под ребра и которого я свалил с ног на палубе. Позади них стоял коренастый приземистый мужчина с каштановой бородкой и красным обветренным лицом, что-то со смехом быстро говоривший обоим, когда я вошел. Меня усадили на табурет перед этой троицей, и охрана встала за моей спиной, готовая при малейшем признаке опасности разделать меня на части; но, если бы они знали, какую боль причиняют мне тяжелые кандалы, врезавшиеся в тело на моих запястьях, они бы особенно не тревожились.

— Итак, сударь, — сказал капитан, уловив мой пристальный взгляд, — готовы ли вы теперь признать, что лгали нам до сих пор?

— Ни в коем случае, — возразил я.

— Помните, сударь, — строго предупредил он, — единственный шанс сохранить вашу жизнь — это говорить правду!

— Значит, я максимально использую этот шанс, — ответил я.

— Дай-ка проклятому псу пинка под зад, Грэхем, — сказал молодой щеголь одному из моих охранников, — а то он что-то чересчур умничает и распускает язык!

— Полагаю, — заметил я, — сами вы не захотите выполнить подобное действие?

Юнец вспыхнул до корней волос, но капитан призвал его к порядку, а человек за моей спиной незаметно кивнул и улыбнулся, как бы одобряя мой ответ заносчивому молокососу.

— А теперь, сударь, — сказал капитан, — как называлось судно, которое мы потопили?

— «Блуждающий огонек», — ответил я.

— Откуда оно вышло?

— Из Лейта.

— Имя капитана?

— Хью Дизарт.

— Клянусь честью, — воскликнул капитан, — значит, мы покончили с этим подонком! Отличная новость, хоть я и предпочел бы взять его живым, чтобы повесить рядом с вами!

— У вас нет никаких оснований отправлять меня на виселицу, — твердо возразил я.

— Предоставьте мне судить об этом, сударь, — ответил капитан, постукивая пальцами по столу.