Удав и гадюка

Дверь с железным скрипом отворилась. В нее, торопясь, вбежали слуги. По каменному полу чиркнули ножки громоздкого кресла. Эти же слуги шустро покинули узилище. Тяжело проволочился подол платья, вероятно, из парчи. Шуршание затихло, а громкий хруст старых ног известил о том, что мужчина присел. Юлиан неожиданно перестал слышать все, что происходило в коридоре, а значит — снова щит.

Деревянная трость стукнулась сначала о пол, затем о подлокотник кресла — человек или вампир, Юлиан пока не ощутил запах сквозь плотный мешок, прислонил палку. Ткань длинного облаченья пошумела — и воцарилась тишина. Незнакомец замер. Он тихо и размеренно дышал, молчал, и только уверенный стук его сердца говорил о том, что в камере есть кто-то, кроме Юлиана.

Даже сквозь вонючую мешковину граф чувствовал, что его всего рассматривают, с головы до пят. Чуть позже кресло едва скрипнуло, будто мужчина в нем оперся на руку в раздумьях.

— Тебе выдвинуто обвинение в убийстве двоих горожан Элегиара, — спокойно возвестил ясный и бархатный голос. Голос того, кто живет умением говорить. — Ты будешь повешен вместе с отцом на Висельном Древе.

Юлиан не произнес ни слова. Что он мог сказать Илле? Что Вицеллий его обманул — не поверят. Что Вицеллий ему не отец — проверят. Если бы граф, обезумев, не кинулся на стражу, то его бы с большим шансом отпустили. Преступления отцов не должны ложиться на плечи детей — так гласит один из законов Элейгии. Но Юлиан себя сам подвел под смертную казнь, из-за глупости.

Немоту узника Илла рассудил по-своему.

— Хорошо. Не хочешь говорить — не говори, твое право. Значит, и на тебя легла печать безумия, — незнакомец стал неспешно, с хрустом, подниматься из кресла. — Иначе почему ты явился сюда вместе с отцом.

— Кто-то прислал письмо в Ноэль из дворца, — неожиданно произнес Юлиан, а потом мысленно выругался на себя же, за то, что ляпнул опасную вещь.

Он вскинул голову в мешке и почувствовал, наконец, запах вампира. При движении кандалы болезненно впились в горло и растревожили уже затянувшиеся кровавой коркой раны.

От царедворца пахло травами, а точнее лекарствами из них — тягучими и горькими. К этому примешивались сладкие и приторные нотки апельсина и лимонеллы. Противоречивый букет из сладости и горести одновременно.

— Какое письмо? — Илла вернулся в кресло.

— Оно было под пелериной… отца.

— Там не было никакого письма, — Илла смолчал и продолжил. — Вицеллия, как и тебя, раздели и обыскали. При себе он имел лишь пару пузырьков с борькором, рерркофом да кошель с 250 треволами и 52 сеттами в серебре. — затем добавил. — А в суме на постоялом дворе были пара нарядов да металлическая расческа.

— Этого не может быть! Я сам видел, как отец спрятал письмо левой рукой во внутренний карман, у правой груди, в крайний, к ядам.

Юлиан ничего не понимал. Как после осмотра могло остаться незамеченным свернутое письмо? Только если Вицеллий не избавился от него заранее.

— Расскажи подробно.

— Двенадцатого дня Валгоса в… к дому прибыл гонец с письмом, из Элегиара. Золоченый футляр, бычья кожа, тиснение в виде платана с лентами, красная шелковая петля в качестве ручки. Пах, кажется, цитрусом и можжевельником. Внутри послание от Нактидия гор’Наада, в котором он пригласил старого друга забрать полувековой вклад из трехста сеттов… золотых.

Юлиан смолк, ждал реакции.

— Продолжай, — прозвучал тихий, но властный голос.

К Илле обращались «Достопочтенный». Илла говорил уверенно, и в голосе его сплетались власть, непримиримость и сила. Граф понял, что имеет дело с Консулом, с одним из правителей Элейгии. Консулов после реформ насчитывалось семь: Король, как первый из Консулов, Советник, Веномансер, Архимаг, Казначей, Военачальник и Дипломат. Кто же Илла? Точно не Король, которого звали Морнелием, и не Архимаг, потому что вампиры колдовать не умели. Для Военачальника, выбирающегося из военных дел людей, всю молодость проводящих на полях боя, слишком спокойный, говорит тихо, и, как показалось Юлиану, голос повышать не привык. Остался выбор из Казначея, Веномансера, Советника и Дипломата.

— Все, — ответил Юлиан. — Отец предложил посетить Элегиар вместе с ним — я никогда не покидал земли Ноэля и поэтому согласился. Мы без задержек миновали Детхай, Дюльмелию и прямым ходом направились сюда. Больше, увы, ничего не знаю. Да, я поступил необдуманно, когда напал на стражу, но в тот момент не понимал, что происходит, и видел неизвестную угрозу для отца и рабыни. Как и сейчас не понимаю…

— Где вы жили в Ноэле?

— Подле Лорнейских Врат, — Юлиан повторил в точности то, что говорил ему ранее Вицеллий. — У Харинфа.

— Харинфа? — сильно удивился пожилой вампир. — Из Байвы? Харинфа Повелителя Бурь?

— Да.

— Откуда Вицеллий знает Харинфа? Харинф отбыл из Элегиара в Байву до приезда Вицеллия из Аль’Маринна — они никогда не встречались.

— Через Пацеля, именно ему Харинф завещал имение.

— Кто такой Пацель?

— Верховный маг Детхая.

— Я помню всех прихвостней, что вились вокруг Харинфа, и среди них никогда не было никаких магов и колдунов с именем Пацель.