– Твой отец сейчас у Ямеса, смотрит на тебя! Он радуется, что ты выжил, поверь мне.
Конечно же, Юлиан лгал: не мог он раскрыть правду, что купец, вероятно, уже переварился в желудке Спящего. Чуть погодя мальчик притих, уткнулся носом в соленую рубаху и горестно застонал, прикрыв глаза. И снова он перестал обращать на что-либо внимание, забылся горем, и только его ослабевшее тельце тряслось мелкой дрожью. Так прошло с полчаса, пока граф не поднес ко рту ребенка флягу, в которой осталось совсем немного воды. Халлик жадно припал к ней и, кажется, немного успокоился.
Пора было отплывать, чтобы добраться в порт до сумерек. Обладая хорошим зрением, Юлиан мог отправиться к левиафану и ночью, но ослабевшего мальчика нужно было доставить в порт как можно скорее. Тот голодными глазами осматривал суденышко. Вероятно, в трюме когда-то были припасы еды, но их съели поселившиеся там чертята.
– Медузы? – прошептал испуганно Халлик, разглядывая студенистые тела. – Вы ловите медуз?
– Да, мальчик. Но не касайся их ни в коем случае!
С этими словами Юлиан надел чулки, затем сапоги и подгреб ногами трепыхающихся медуз в кучу, а сверху укрыл еще одной сетью, чтобы они не соскальзывали друг с друга и не шлепались на палубу. Халлик, сын купца из Лоракко, трясся, кутался в плащ и осматривался.
Увидев, что он немного притих и успокоился, Юлиан присел рядом на корточки.
– Ну-ка, расскажи теперь, как ты спасся? Ты хороший пловец, да?
Халлик покачал головой и всхлипнул.
– Оно выплыло справа от нас, – прошептал он дрожащими губами. – Дядя Нэлл стал молиться Ямесу, а все вокруг завопили! Папа стал орать рулевому взять курс левее, в сторону мелководья, к острову. Но… Я таких зубищ никогда не видел! Дядя бросился к рулю, к ахтерштевню вместе с другими, но… там… появилась огромная черная пасть, разинулась и… Скрип обивки, все трещало по швам. Грот рухнул рядом и придавил Ирвилла… Дядя пропал вместе с кормой и нашими матросами… А папа схватил меня за шкирку и прыгнул с бака в воду. Сзади все ломалось, дядя… Вы бы слышали, как трещали доски… Корабль развалился на части, словно игрушечный! Как тот, что мне дядя Нэлл сделал в детстве.
Халлик опять разрыдался, обхватив руками коленки, и продолжил:
– Папа сказал забраться ему на спину и взять за шею. Мы не смотрели назад, а папа говорил, что нужно доплыть до острова… И мы плыли. Но… тут папа закричал. Вокруг никого не было, ни акул, ни того чудища, но… Я не понимаю, что случилось. Я спросил его, не тяжелый ли я, а он стал орать, чтобы я не слезал с него. Потом папа лишь молчал, я его спрашивал. А он молчал… Ничего не отвечал. Лишь плыл. Пока не вытолкнул меня туда, между скал. Я повернулся, чтобы помочь ему, а он уже ушел под воду. Я не понимаю – почему? Почему он утонул? Папа всегда так хорошо плавал!
По лицу графа скользнула скорбь. Он-то понимал, что случилось с отцом мальчика: редкий человек выживал после объятий с голубым жалом. Но каким чудом отец нашел в себе силы доплыть до скал, а не сразу уйти на дно от боли?
– Твой отец спас тебе жизнь, и это главное, – произнес Юлиан. – Поплыли в порт, там я тебя отправлю в Лоракко к матери.
– Маме? Моя мама умерла, когда рожала меня… – Халлик снова расплакался, уже от старого горя и тех причитаний и упреков, что выпали на его долю.
– А кто у тебя остался из родных? Сестры? – Юлиан вспомнил возмущение купца на пирсе по поводу пятерых дочерей.
– Да. Но у всех семьи. Я никому не нужен!
– Ну как это не нужен… Дяди, тети есть?
– Два дяди. Один был рулевым на корабле у папы, помогал ему, а со вторым папа постоянно ругался, они не могли что-то там поделить… Дядю Барна папа всегда называл «жадным чертом».
– Понятно…
Значит, нет смысла отправлять мальчика в Лоракко. Со вздохом Юлиан встал с корточек, достал якорь и поднял парус. Суденышко сорвалось с места и, лавируя между скалами, начало пересекать Лилейский пролив, чтобы вдоль ноэльского берега добраться до бухты. Мальчик лежал под парусом, свернувшись клубочком, и боязливо поглядывал на высокого северянина.
Время было уже далеко за полдень, когда Халлик наконец осмелел.
– А кто вы, господин? Вы выглядите как наши, с Севера. И говорите со мной по-северному.
– Я? Ну, много кто… Раньше, до того как попасть в Ноэль, меня звали Уильямом, – вспоминая прошлое, граф улыбнулся.
– А вы откуда?
– Из Офурта.
– О, вурдалачий край! – охнул мальчик и вынырнул ненадолго из мрачных дум.
– Да, да…
– А вы видели когда-нибудь вурдалаков? Они и впрямь существуют?
– Видел, Халлик, видел.
– И какие они?
– Страшные, – коротко ответил Юлиан, не желая вдаваться в подробности.
– Дядь, – после недолгого молчания спросил Халлик, – а как там, у Ямеса, вы знаете? Папе там будет хорошо?
Юлиан помедлил, нахмурился. Он не верил в богов, но сейчас нельзя говорить правду, хотя бы ради душевного спокойствия ребенка, которому и так досталось на его коротком веку.
– Не знаю. Но, думаю, твой отец рад, что ты выжил. Ты подрастешь, возмужаешь, заведешь свою семью и выполнишь долг перед родителями.